Книги, Обожженные крылья ангела

Рыжик

Рыжик

Мы любим, потому что любим. А всё остальное — это глупости и бессмысленные попытки понять необъяснимое.

 Осень выдалась беспросветно промозглая и дождливая. Мелкий моросящий дождь начинался каждое утро и был больше похож на туман, а у слабого солнца, уставшего за жаркое лето, не хватало сил высушить эту сырость. В один из таких дней Григорий вернулся из заключения. Никто его не встречал на станции, потому что он никому и не сообщал о своем приезде. Он шёл в родное село по знакомой дороге, счастливый и нетерпеливый. Ещё немного, и он будет дома. От этой волнующей мысли он начинал идти быстрее, а около села уже практически бежал. И почему-то в памяти легко вспомнилось начало всей этой истории. Как же давно это было…

Гришка сидел на скамейке за школой и задумчиво изучал свою разорванную в драке рубашку — чёрт, вторая рубашка за лето. «Батя точно прибьет», — тоскливо думал он. Батя был суров и скор на расправу. Гришка поднял глаза и увидел, что около него остановилась девочка. Малявка, девчонка класса на три его младше, он даже не знал, как её зовут.

— Ну, что уставилась, — недовольно буркнул он. — Иди, куда шла.

— Тебе бы, Гриша, надо престать драться, — сердито сказала нахальная малявка. — Ведь опять отец накажет!

— Ну, иди и радуйся, а ко мне не приставай!

— Чему уж тут радоваться, – вздохнула она сочувственно, — пойдем к нам, я зашью рубашку.

— А ты умеешь? — с надеждой встрепенулся Гришка.

Девочка недовольно повела щуплым плечиком и даже не стала отвечать на такой глупый вопрос. Дома она старательно и аккуратно всё зашила, да так замечательно, что, сколько Гришка не рассматривал рубашку, ничего не было заметно.

— Ну, ты даёшь, — восхищенно посмотрел он на девочку. — Совсем не видно.

Малявка снисходительно взглянула на него, вышла в другую комнату и через минуту вернулась с пузырьком йода. Гришка и слова не успел сказать, как она ловко, но осторожно, вытерла кровь на разбитой брови и помазала йодом. Гришка от боли невольно вскрикнул и попытался отстраниться, но малявка так сердито посмотрела, что он притих. Завершив обработку ранки, она немного полюбовалась на свою работу, потом на секунду задумалась, пошла на кухню и оттуда вернулась уже с тарелкой супа.

— Ешь, давай, — сурово сказала она.

Гришка опасливо покосился. Но перечить почему-то не решился, очень уж сердитая девчонка, да и есть очень хотелось.

— Сама варила, – вдруг хвастливо сказала девочка.

— Жутко вкусно, — льстиво похвалил её Гришка.

— Спасибо. Меня Лизой зовут, — и она широко и радостно улыбнулась.

От этой неожиданной улыбки в груди у Гришки что-то заныло, потом застучало, а неожиданно замерло. Вот и всё. Так он впервые встретил и сразу полюбил свою Лизу. С этой минуты он ходил рядом с ней верным и преданным рыцарем. Он охранял её от всего враждебного мира, готовый в любую минуту совершить подвиг и героически отдать за неё жизнь. Но сама Лиза почему-то считала, что это она за него отвечает и он без неё пропадет, поэтому восприняла их дружбу как само собой разумеющееся. Потом пришло время юношества, и они по-прежнему были вместе. Они никогда не говорили о чувствах или о любви. У них не было розово-слащавого периода вздохов и поцелуйчиков украдкой. Они с самого начала были одним целым и знали, что они всегда будут вместе.

Они поженились сразу после школы. Лиза окончила библиотечный техникум и стала работать в доме культуры, Гриша пошел в колхоз шофером. Они жили легко и счастливо, радуясь друг другу и всему миру. У них была только одна проблема — Григорий был истерически ревнив. Он делил всех мужчин на две категории: тех, кто откровенно любил его Лизу и мечтал у него её отбить и тех, кто хотел того же самого, но скрывал это и делал равнодушный вид. Ему приходилось внимательно следить и за теми, и за другими. Попытки Лизы объяснить ему, что она любит только его, а его ревность означает, что он ей не верит, успеха не имели. Вот уж кому-кому, а Лизоньке он доверял как самому себе. Это он окружающим мужикам не доверял. Вот и всё. Он искренне не понимал, почему она так сердится, ведь он же её охраняет от этих грубых и похотливых козлов. По осени в дом культуры прислали нового директора — ярко-рыжего, с веснушками по всему лицу. Увидев его впервые, Григорий удивился: «Ишь ты, какой огонь. Прямо как клоун в цирке». И директор стал единственным исключением из всех мужчин — к клоуну ревновать было как-то глупо.

Через год он привез Лизу в роддом и сидел под окнами, дожидаясь, пока всё закончится. Только поздно вечером к нему вышли сам главный врач и акушерка. Врач как-то смущался и неуверенно покашливал, а акушерка стразу встала за его спиной.

— С сыном вас, молодой человек. Поздравляю от всей души.

— Да, да. От всей души, — суетливо добавила акушерка, испуганно выглядывая из-за его спины. — Большой такой ребёночек, крупненький.

— Так ведь, есть в кого, — гордо сказал Григорий, поводя могучими плечами.

От этого движения врач и акушерка явно вздрогнули и одновременно сделали небольшой шаг назад. Гришка недоуменно посмотрел на них: странные они какие-то. Но пришел к выводу, что, очевидно, они тоже переволновались, и успокоился. Да и дел у него было немало, не до их странностей ему. И только когда он приехал забирать жену с сыном, он всё понял. Лиза вышла с ребенком, бледная и серьёзная. Рядом с ней стоял опять главный врач. Григорий подошел к жене, глупо и счастливо улыбаясь, откинул уголок одеяльца, чтобы впервые посмотреть на своего сына. Григорий недоуменно взглянул на Лизу, а потом на врача. Волосы ребенка были ярко-рыжими! Он судорожно вздохнул, втянув воздух со всхлипом, и ещё раз, и ещё, но никак не мог выдохнуть.

— Вот, молодой человек, выпейте, — главный врач стал настойчиво предлагать ему стаканчик с какой-то дрянью. — Так часто бывает.

Тут Григорий заметил, что у врача самого дрожат руки, и он всё время нервно поглядывает за его спину. Григорий обернулся и увидел, что там стоят два милиционера и настороженно следят за ним.

— Вы что же подумали, — он мрачно усмехнулся. – Что я прямо тут начну всё ломать и крушить?

— Честно говоря, была такая мысль, – облегченно выдохнул врач. — Вы уж извините, голубчик.

Григорий повернулся к жене, кивнул головой в сторону двери, и хрипло сказал:

— Дома будем разбираться.

 

 

Они молча ехали всю дорогу. Лиза, не отрываясь, смотрела в окно и крепко прижимала к себе ребенка. Он тихо кряхтел и попискивал, как будто понимал, что сейчас не время ему заявлять о себе громко. Когда они вошли в дом, Лиза тихо ойкнула и впервые посмотрела на Гришу. Вся комната была в цветах — они стояли в вазах, банках, ведрах, кастрюлях. Она прошла к кровати, осторожно положила сверток и, повернувшись, посмотрела Грише прямо в глаза. Потом вздохнула и твердо сказала:

— Мы с тобой, Гриша, сейчас поговорим, и каждый из нас примет своё решение. Но только сейчас, и больше мы к этому возвращаться не будем. Я долго играла в твои игры с ревностью и позволяла тебе эти глупости только потому, что это касалось одной меня. Но теперь иначе. Я не позволю втянуть ребенка в эти твои мужские страхи или забавы, не знаю что именно тебя терзает. Я тебе скажу просто и ясно: я ни в чем не виновата. Это твой ребенок и только твой. Иначе и быть не могло. Но почему у него такой цвет волос, я не знаю, — уже с отчаянием добавила она. — Я все это время говорила с врачом в больнице, он говорит, что так быть не может. Вот так. Ты сейчас решишь — либо ты мне веришь, что он твой сын, и принимаешь его всем сердцем, либо я сейчас же уйду. Так что, решай.

К такому повороту событий Григорий был не готов. Он еще не отошел от первого потрясения, как на тебе второе — «Решай!»

— Лиз, давай не будем торопиться, давай сначала разберёмся… — начал он.

— Нет, Гриша, не будем мы ни в чём разбираться. Либо ты говоришь «да», либо я ухожу.

Потерять Лизу он не мог ни при каких обстоятельствах. Она была частью его, а как можно будет дальше жить, если от него останется только половина? Он вышел покурить, озадаченно размышляя над такими поворотами своей жизни. Тут ему пришла в голову спасительная мысль. Да чёрт с ним с ребенком-то. Ну, а если представить, что у Лизы уже был бы ребенок? Ну, если бы они познакомились не в школе, а потом? Так он бы ее и с пятью взял бы! Будем считать, что он растит просто ее пацана, зато Лиза остаётся с ним. А с обидой он уж как-нибудь потихоньку справится, не маленький.   Так они и стали жить, поначалу делая вид, что у них всё по-прежнему хорошо. Потом все как-то улеглось, мальчишка рос отличный — здоровенький и смешливый. Он был готов в любой момент улыбнуться и засмеяться заливистым смехом. Григорий несколько раз ловил себя на мысли, что гордится тем, что пацан такой замечательный. А уж когда кто-то начинал восхищаться, какой он крупный да крепкий, он невольно расплывался в счастливой улыбке. В какой-то момент ему захотелось, чтобы нашелся умный человек и взял да научно доказал ему, что это действительно его сын.

Такой человек не находился, и Гриша решил взять всё в свои руки. Как-то вечером он взял бутылку водки и пошел к учителю биологии. Сначала выпили, потом поговорили о том, о сём, снова выпили, снова поговорили. Как приступить к своему вопросу, Гриша не знал, поэтому решил, что надо еще выпить, потом станет легче. Они ещё выпили, но легче не стало, поэтому пришлось снова выпить. Когда они опустошили всю бутылку, он наконец-то решился и задал свой вопрос.

— Вот ты мне скажи, ученый, — тщательно выговаривая слова, спросил он. — Вот может быть рыжий ребенок, если у родителей черные волосы?

— Я понял, о чём ты, — тихо икнув и глядя на Гришу уже почти стеклянными глазами, сказал биолог. — И я тебе отвечу. Только ты, Гриша, сначала слово дай, что не будешь драться, если тебе не понравится ответ. А не дашь слова, так я и консультировать не буду, — важно добавил он.

— Я так понимаю, что твой ответ вряд ли мне понравится, но все равно, даю слово.

— Я тебе сейчас все популярно объясню на примере мухи-дрозофилы…

— На чьем примере? — не понял Григорий.

— Ну, муха такая есть.. драздо… дроз… ну, в общем, муха. Так вот, если взять муху, то…– тут он замолчал и начал, шевеля губами, что-то напряженно соображать. — Значит так, там еще есть этот… рецесс… рецессивный ген. Или нет…— снова надолго задумался он.

— Так что там с мухой? — нетерпеливо спросил Гриша.

— Слушай, — умоляюще сказал учитель. — Ну, не могу я сегодня, ослаб. Давай, я тебе про муху завтра расскажу!

— Да сдалась мне твоя муха, ты мне прямо скажи, мог у нас рыжий пацан получиться или нет?

— Нет, — мотнул решительно головой учитель. — Вот за муху не скажу, не могу сообразить, а насчет рыжего ответственно заявляю — не мог! И всё тут. Ты можешь даже врезать мне, Гриша, — самоотверженно сказал он, — если тебе легче станет, то врежь. Но рыжего не должно быть!

Эти мужественные слова лишили его последних сил, и он сладко заснул, старательно подоткнув под голову кружок краковской колбасы.

— Ну, что же, значит, не может быть такого, — задумчиво сказал Григорий, стоя на крыльце. — А жаль!

 

Прошло два года. Они жили хорошо и, можно даже сказать, счастливо. Лиза похорошела и расцвела. Она без памяти любила своего Рыжика. Гришу поначалу злило, что она так называет мальчишку, но потом привык и сам стал так называть. Пацан к нему ластился и тянулся. Но иногда он странно смотрел на Гришу — печально и укоризненно, как маленький мудрый старичок. В такие минуты Грише всегда становилось неуютно и почему-то стыдно, ему хотелось взять мальчика на руки и прижать к себе, но чертова обида не давала это сделать. А потом Рыжик снова становился просто мальчишкой, и всё шло по-прежнему.

Гриша расширил дом, построил баню и решил ещё пристроить сарай. Он было уже взялся за дело, но потом сообразил, что сам будет долго возиться, а хотелось закончить побыстрее. Тогда он предложил подработать студентам из строительного отряда, которые в то лето возводили в колхозе несколько домов. Они охотно согласились, и за неделю основная работа была сделана. Дальше он мог уже сам, не торопясь, доводить всё до ума. В честь завершения работы, как полагается, он предложил отметить это дело хорошим ужином. Студенты с радостью приняли предложение, а пока Лиза возилась на кухне, вместе пошли в баню. Напарившись, все сидели в предбаннике, потягивали крепкий чай, остывая перед ужином.

— А прикольный у вас пацан, — вдруг сказал один из них, Толик.

Гриша напрягся.

— А чем это он прикольный?

— Да такой старательный, помогал мне изо всех сил. А сильный такой, я даже обалдел. Прикиньте, пацаны, берет кирпич и тащит сам. Пыхтит, сопит, но не сдаётся. Дотащит, посидит минутку и снова бежит. Я его похвалил, так он такой счастливый был!

— Пацан у меня классный, — расслабился Гриша и непонятно зачем с горечью добавил, — только вот не похож на меня. Как не мой.

— Не понял, — сказал второй, Саня.

— Ну, мы с Лизой черненькие, а он рыжий. Это факт, – сам не понимая, зачем он об этом говорит, продолжил Гриша. — Я уже и с учителем биологии говорил, он говорит, что этого быть не может. Наука признает только факты. Он ещё про муху рассказывал. — Григория как прорвало, те ревнивые мысли и мучительные чувства, которые он так долго старательно загонял внутрь, вдруг фонтаном вырвались наружу, и он не мог остановиться. Как будто потерял контроль над этим диким зверем.

— Я тебе так скажу, Григорий Петрович, — вдруг заговорил Вовчик, самый молчаливый из всех. — Я ничего не понимаю в биологии, я учусь в физкультурном, но как спортсмен я скажу следующее. Чтобы накачать такую мускулатуру, как у тебя, нужно качаться каждый день в зале по пять часов и много лет. А еще нужно жрать анаболики, ну, таблетки специальные, горстями и опять годами. А еще специальное питание. Это я тебе как профессиональный качок говорю. Но ты же этого не делаешь?

— Нет, — удивился Гриша, не понимая, куда клонит Вовчик.

— Но у тебя, Григорий Петрович, фигура профессионального бодибилдера. Ну, качка то есть. Это факт! Но этого не может быть. Но ты же есть! Так что ты феномен. И если ты феномен, то почему тогда твой сын не может тоже быть феноменом?

— Я тоже не силен в мухах, – добавил Митя, улыбчивый очкарик. — Но как человек, который много лет занимается рисованием, — а я учусь на художественном отделении, — я могу сказать, что у Вас и Вашего сына абсолютно идентичные черты лица — пропорции, рисунок. А это тоже, извините меня, факт. Поэтому за биологию не скажу, а как художник скажу: он похож на Вас, как две капли воды.

После ужина Григорий ушел за сарай покурить. Ему нужно было побыть одному и подумать. «Какая дурость, — думал он. — Потерять столько лет из-за какой-то мухи. Вырос дурак здоровый, а мозги как были, так и остались, как в школе, всё учителей слушаю.»            В это время из-за угла робко выглянул Рыжик. Ему очень хотелось к отцу, но уж очень тот был хмурый. Так он и стоял осторожно вдалеке, не решаясь подойти, и только застенчиво улыбался. Вдруг в голове у Гриши всё встало на свои места. Это же его сын! И маленькому пацану-то никто другой, кроме Гриши, и не нужен, он любит и ждет только его! А он, взрослый мужик, развел какую-то философию.  Счастливый Григорий засмеялся и весело сказал:

— Ну, что ты замер, Рыжик? Иди сюда, феномен. Давай мы с тобой, наконец-то, познакомимся, сын!

 

Вы спросите, а как же Григорий попал в заключение, если всё так благополучно завершилось? Да по глупости. Он вскоре привез учителю уголь на зиму, и биолог, как положено, «проставился». Ну, слово за слово, и невольно они вернулись к прошлому разговору. Учитель с того времени неловко себя ощущал, как ему казалось, он подвел всю науку, поскольку не смог убедительно объяснить свою точку зрения. Поэтому он завел снова свой разговор по дрозофилу и рецессивные гены. Григорий внимательно его слушал, чему-то усмехаясь. Именно эта усмешка показалась учителю верхом пренебрежения к науке, и он упрямо начал доказывать с различных точек зрения невозможность появления рыжего ребенка у черноволосых родителей. Григорий прервал его и вкрадчиво спросил:

— Вот скажи, Мичурин хренов, ты вот как, летать умеешь?

Учитель растерянно заморгал белесыми глазками и, минутку подумав, убежденно сказал:

— Ну, ты что, Григорий, люди не летают. Экспериментально доказано.

— То есть, этого не может быть?

— Нет, — важно заявил учитель. — Это научный факт, и с этим не поспоришь!

— А если я тебе докажу обратное? — вкрадчиво спросил Григорий.

— Не докажешь! Ни за что!

— А если докажу? Это будет факт, если я тебе экспериментально докажу?

— А тогда я…– выпалил биолог, гордо расправляя тщедушные плечики. — Тогда я поверю, что у черных родителей может быть рыжий ребенок!

— Пойдем во двор, — удовлетворенно сказал Гришка.

Заинтересованный учитель засеменил за ним во двор, где Григорий за две секунды экспериментально доказал, что люди очень даже летают. Что удивительно, в процессе полета на крышу дома, учитель действительно махал руками, изо всех сил пытаясь удержаться в воздухе.

Григория осудили на шесть месяцев за бытовое хулиганство. Все просили за него: и односельчане просили, и сельсовет направил бумагу. Даже сам биолог выступил на суде со страстной защитной речью, в которой убеждал гражданку судью, что всё это произошло в рамках научного эксперимента, и он не имеет претензий. Не помогло. Пожилая женщина-судья сурово сказала, что если граждане будут так легко и безнаказанно разбрасываться учителями, то скоро мы будем иметь серьезную проблему с образованием на селе. Только уже уходя из зала, с любопытством спросила, сколько метров пролетел потерпевший. Услышав ответ, удивленно хмыкнула и с уважением посмотрела на Григория.

Вот такая случилась история. А теперь Григорий шел домой, где его ждали жена и сын.

Меню