Мы видим то, что хотим увидеть. Видим так, как хотим увидеть. Мы видим ту иллюзию, в которую поверили.

Маленькая женщина неподвижно сидела на самом краешке скамейки. Выпрямив спину, она смотрела вдаль прямо перед собой и что-то беззвучно шептала, чуть заметно шевеля губами. Не требовалось особой проницательности для того, чтобы понять, что у нее проблемы. Я обреченно вздохнула, обреченно подумав, что вся моя жизнь состоит из решения проблем и сложностей других людей. Но деваться было некуда, скамейка в этом небольшом парке была одна, а у меня нестерпимо болели ноги от долгой ходьбы в новых туфлях, и всё, что мне было нужно – это снять эти чертовы туфли и дать отдых ногам. Я негромко кашлянула, привлекая к себе ее внимание, и вежливо спросила разрешения присесть рядом. Женщина, вздрогнув, мельком глянула на меня и кивнула головой. Было очевидно, что до этого момента она даже не замечала моего присутствия.

Я быстро смахнула перчаткой пожухлые листья со скамьи, осторожно присела и с наслаждением вытянула ноги. Женщина, казалось, снова забыла о моем существовании. Я острожно покосилась на нее и увидела, что она снова беззвучно шевелит губами, как будто разговаривает с кем-то невидимым. Я исподтишка стала рассматривать ее – средних лет, хорошо одета, густые волосы собраны в хвост, немного увядшее, но все еще красивое лицо. Больше всего поразили брови – черные, безупречной формы, казалось, что они не принадлежали этому лицу, а словно две стремительные птицы присели передохнуть ненадолго и вскоре снова сорвутся в полет. Я на мгновение задумалась о том, заговорить с ней или нет. С одной стороны, захотелось хоть как-то ей помочь, может, просто дать возможность выговориться. Но с другой стороны, я по опыту знала, что можно попасть в ситуацию, когда и помочь не можешь и не знаешь, как уйти. Немного поразмыслив, решила, что еще минут пять посижу и пойду дальше. Хотя через минуту знала, что не смогу уйти просто так. Как начала жалеть котят в детстве, так и не могу остановиться до сих пор – вечно лезу со своей помощью, кидаюсь спасать и выручать, а потом зачастую кляну себя. Внезапно мои мысли прервал негромкий мягкий голос:

― Вы не переживайте, у меня всё в порядке.

Вздрогнув от неожиданности, я редко обернулась к женщине. Она смотрела на меня поразительно голубыми, почти прозрачными глазами и слегка улыбалась.

― А почему Вы решили, что я переживаю?

― Вы уж простите меня великодушно, но на вашем лице всё явно написано. Мне кажется, что вы размышляли, заговорить со мной или нет? ― у нее была необычная улыбка, едва заметная лишь уголками губ, но какая-то добрая и искренняя.

― Если честно, то да, ― немного смутилась я. ― Только я не знала, нужна ли моя помощь или я покажусь вам назойливой.

― Не волнуйтесь, со мной всё хорошо, я просто шептала свою молитву. Это особая молитва, я всегда обращаюсь к ней, если не знаю, как действовать. Мне ее подарил много лет назад один очень добрый человек, монахиня.

― А разве молитву можно подарить? ― удивилась я.

― Я не знаю, но раз она у меня есть, то значит можно, ― чуть пожав плечами,

спокойно ответила женщина. ― Можно ведь и по-другому выразить эту мысль. Например, сказать, что сама молитва нашла меня в трудную минуту жизни. Это ведь просто вопрос формулировки событий или мыслей.

С ней было легко говорить и приятно находиться рядом, и я решила посидеть немного еще. Вдруг она замялась, но не удержалась и задала неожиданный вопрос:

― Извините за личный вопрос, но вы ведь старшая из детей в семье?

Я удивилась как самому вопросу, так и тому, что она сказала это почти утвердительно, словно зная ответ.

― Да, я старшая, у меня есть младший брат. Откуда вы это знаете и почему об этом спрашиваете?

― Просто предположила. В вас есть то, что я называю привычной жертвенной заботливостью. Вы ведь устали и присели на скамью просто отдохнуть, но заметив, что со мной что-то не так, вы начали заметно волноваться и несколько раз порывались заговорить со мной. Значит, вы привыкли брать ответственность на себя и заботиться о других больше, чем о себе. Даже когда это не нужно или вам не хочется, когда вы очень устали и надо подумать о себе. Ведь так?

― В принципе, вы правы, ― неохотно признала я, потому что у меня возникло ощущение, что кто-то без спроса заглянул ко мне в душу и увидел нечто, что мне совсем не хотелось показывать. ― Только при чем тут старшая я или нет? Мне не очень понятна связь, да и к чему этот разговор?

Маленькая женщина улыбнулась и ответила примирительно:

― Действительно, зря я об этом заговорила, извините меня великодушно. Дело в том, что я сама старшая сестра, вернее, была ею.

Тут она замолчала, и я осторожно спросила, что случилось с ее сестрой.

― Да ничего не случилось с ней, ― пожала плечами моя собеседница, ― жива и здорова, и, судя по слухам, живет неплохо. Только мы больше не общаемся.

― Почему? – не знаю почему, но мне захотелось узнать историю этой женщины.

― Это долгий рассказ, кратко не получится, потому что может создаться ложное представление, а мне бы этого не хотелось.

― У меня достаточно времени, мне некуда торопиться, меня никто не ждет, и нет планов на вечер, ― я сама не ожидала от себя такой откровенности, но меня взволновали ее слова. Я не могла объяснить, но почти интуитивно знала, что мне важно услышать ее рассказ.

― Ну что же, могу и рассказать. Когда родилась сестра, мне было всего семь лет, и мало понимала, что происходит. К ее рождению я отнеслась довольно равнодушно, даже больше сердито, ведь мама почти совсем перестала обращать на меня внимание. Я им и раньше не была избалована, ей всегда было не до меня. Отца своего я не знала, он бросил мать еще до моего рождения, так же как ушел от нее и тот человек, который был отцом моей сестры. Я не хотела видеть и знать это противное сморщенное вечно орущее создание. Но в один из дней мама подвела меня к кроватке сестры и сказала, что родился мой ангел, который будет любить меня всю жизнь. А я должна о ней заботиться, потому что ангел слабый и хрупкий, он нуждается в моей защите и помощи. Зато он будет любить меня всю жизнь — беззаветно и бескорыстно, как никто и никогда в жизни. Она так серьезно это говорила, что я поверила ей всем своим маленьким сердцем. Поверила раз и навсегда и никогда больше не подвергала сомнению. Это была святая нерушимая вера, которая помогала мне жить и переносить все тяготы и невзгоды.

А их было весьма много, потому что сестра родилась болезненной и слабенькой, а матери было не до нас. Она была хорошим, но очень слабым человеком. Нет, не так, не слабым человеком, она была мечтательницей. Она грезила о неземной, страстной и безмятежной любви. Она бесконечно пыталась устроить свою личную жизнь, но чем больше старалась, тем хуже получалось. Мужчины сначала очаровывались ее яркой внешностью, но вскоре уставали от ее навязчивости, нелепых фантазий и оторванности от реальной жизни. Она страдала, рыдала и снова безуспешно искала свою сказочную любовь. Со временем мать решила, что мы с сестрой повинны в ее несчастьях и все свои страхи и страдания она обрушила на нас. Сначала крики, скандалы, нелепые обвинения, а потом к ним добавились пьянки и побои. Я, как могла, защищала сестру от кошмара нашей жизни, но это было непросто. Как только я окончила школу, то сразу устроилась на работу, чтобы было можно снять угол и увезти малышку из этого сумасшедшего дома. Ей тогда было чуть больше десяти лет, но она выглядела лет на семь, и у меня сжималось сердце при каждом взгляде на нее. Как-то раз я дала себе слово, что мой ангел не будет ни в чем нуждаться и жизнь у нее будет спокойной и сладкой. Я старалась изо всех сил, чтобы сдержать свое обещание. Тем временем мать как-то незаметно исчезла из нашей жизни, кажется, вышла замуж за какого-то вахтовика и уехала с ним. Больше мы ее не видели и никогда не вспоминали. С тех пор мы жили сами, нашей маленькой семьей.

Я слушала ее рассказ, замерев и ловя каждое слово. Я не понимала, почему эта история, довольно незамысловатая и обычная, так взволновала меня. Я слушала ее мягкий голос и силилась что-то припомнить, но никак не могла. Это было очень странно и непостижимо. Казалось, что ее слова были похожи на ключ, который со скрипом пытался открыть потайную дверь в моем сознании или памяти. А женщина тем временем продолжала свой рассказ:

― Время шло, я радовалась, что сестренка успокоилась и даже окрепла, стала прехорошенькой и очень гордилась ею. Единственное, что меня огорчало, так это ее учеба. Соображала она не очень хорошо, да и прилежностью не отличалась. Вот и приходилось мне сидеть с ней по вечерам после смены и делать уроки. Я к этому времени закончила заочно сначала техникум, потом институт и работала мастером на заводе. Работу любила, да и сейчас люблю, даже не знаю, чтобы я без нее делала. Вот только с личной жизнью не сложилось. Я вроде и симпатичная и веселая была, но как только мужчина знакомился со мной поближе и видел мою почти слепую и безрассудную любовь к сестре, то почти тут же исчезал. Я все недоумевала, что со мной не так, пока один из кавалеров не объяснил, что он не готов быть всегда на втором месте и при этом посадить себе на шею нахальную ленивую здоровенную эгоистку. Это он так сказал о сестре. А почему вы киваете? – вдруг с интересом спросила она, прервав свой рассказ.

― Простите, что? – недоумевающе спросила я.

― Я когда рассказывала о том, почему у меня не получилось с личной жизнью и что говорили мои мужчины, вы стали кивать головой, как будто с вами такое же было.

― Да ничего подобного, ― мое возмущение было искренним. ― Я просто одобрительно кивала, подбадривая вас. Ну, рассказывайте дальше, и что стало с этим кавалером?

― Ах, да. Я возмутилась и тут же выгнала его, но именно тогда я впервые посмотрела на сестру другими глазами и тут увидела, что мой ангелочек вырос. Лень, эгоизм и вызывающее поведение – всё, что он сказал, было правдой, и мне пришлось, наконец-то, посмотреть правде в глаза. Сначала я утешала себя тем, что это дело молодое, она подрастет, все пройдет, и всё будет хорошо. Я попыталась устроить ее на работу, чтобы мне было полегче и не приходилось работать на две ставки, но она категорически отказалась. А когда я стала ее увещевать и говорить, что мне трудно так много работать, то тут мне пришлось столкнуться еще с одним неприятным открытием – мой ангел любил только себя. Не было в ней той любви, которую мне когда-то обещала мама, и в которую я так слепо верила.

Женщина сжала губы, чуть отвернулась от меня и стала снова смотреть вдаль. Казалось, что она снова забыла про меня.

― А потом что было?

― Потом? Да ничего хорошего потом уже не было, ― повернувшись ко мне, вздохнула маленькая женщина. – Всё начало медленно, не неуклонно разваливаться. Сестра росла, а вместе с тем росли ее претензии и аппетиты, представления о том, чего она достойна в этой жизни. Учиться она не захотела, на работу, сколько я ее не пристраивала, ходила недолго, потом увольнялась. Постоянно требовала деньги, а если я не давала, то тайком таскала у меня. Мне стало казаться, что она стала меня ненавидеть и поступать назло. Я не понимала, за что она со мной так поступает? Я мучительно долго размышляла, что же я сделала не так, что я упустила.

― А вы пытались с ней поговорить? – поинтересовалась я.

― Конечно! И много раз. Но это было бесполезно, мне даже казалось, что ей доставляет особую радость мучить меня. Со временем я так устала и запуталась, что даже перестала разговаривать на эту тему. Но как-то раз мне один хороший человек объяснил, что нельзя возлагать вину только на себя. Она уже взрослая и может вполне отвечать за свою жизнь, но ты не дала ей шанса научиться этому. Ты всегда охраняла и оберегала ее, заслоняла от всех невзгод, и теперь она просто не знает, что это значит – отвечать за себя самого. И теперь она злится на тебя, что и не научила ее и уже ты не хочешь нести ее груз. Да, именно так сказал этот хороший человек. Очень хороший человек, ― она вдруг явно сникла, и даже голос стал звучать глухо.

― Мне почему-то кажется, что этот хороший человек был для вас дорог или я ошибасю? – осторожно спросила я.

Она молча кивнула и чуть прикусила губу, словно хотела удержать слезы.

― И что с ним стало?

― Он уехал вместе с моей сестрой, ― сдержанно ответила женщина, она нахмурила свои брови-птицы и голос ее чуть-чуть дрогнул. ― Не знаю, говорила я вам или нет, но моя сестра выросла очень красивой и статной девушкой. Они привлекала мужчин, и в отличие от меня у нее не было такого недостатка – сестры на шее. Она к тому же умела пользоваться своей красотой. Как только она поняла насколько этот человек мне дорог, то она вывернулась наизнанку, чтобы влюбить его в себя. Надо сказать, что ей это удалось довольно легко и быстро сделать. Они уехали вместе на его родину. Уехали тайком, даже не оставив записки. Я чуть не сошла с ума, первый раз, когда сестра исчезла, а второй раз, когда узнала где она и с кем она. Вернее, я и сошла с ума, то есть попала в клинику с нервным расстройством, долго там лежала, потому что не было желания жить. Там же я и встретила ту славную и добрую женщину, которая подарила мне молитву. Она была монахиней из обители, опекавшей эту больницу, и сестры работали помощницами. Она подолгу со мной разговаривала, и я не всегда даже понимала смысл ее слов, но они лились в мое сердце целительным потоком. Да я поначалу и не слушала ее, вернее, не вслушивалась в ее слова. Я сидела рядом с ней и рассматривала этого чужого для меня человека, для которого я не сделала ни одного доброго дела и не совершила ни одного подвига. Я задумчиво смотрела на нее и пыталась понять, почему она столь добра ко мне? Почему я чувствую от незнакомого человека столько желанной для меня любви, которую я так долго искала? Почему чужой человек так близок и добр, а тот, которого ты считал родным, оказался совершенно чужим. Потом я привыкла к ней, поверила, что она не исчезнет, и тогда стала вслушиваться в ее слова.

Я не помню дословно ее слова, но если передать то, как я поняла, то звучит это примерно так. Наше разочарование коренится в нашем нежелании признать то, что все вокруг нас не вечно и преходяще. Надо признать то, что мы придумываем свой мир. Мы видим то, что хотим увидеть. Видим так, как хотим увидеть. Мы видим ту иллюзию, в которую поверили. Так я поверила в детстве, что младенец, лежащий передо мной в кроватке, мой добрый и любящий ангел. Я поверила моей матери, которая сама боялась жизни, и пыталась найти того, кому можно взвалить свою ношу, а самой скользить дальше по жизни в поисках своей собственной иллюзии вечной и сказочной любви. А младенец был просто обычной девочкой – не самой умной, не самой доброй, не самой любящей, но и не самой плохой. Да и как она могла стать любящей? Ведь она никогда любви не видела – ни от матери, ни от меня.

― Как это от вас не видела? Вы же о ней заботились всю жизнь, ― озадачилась я.

― Вот именно, я заботилась о ней, но любви ждала от нее. А это совершенно разные вещи, и, очевидно, когда она почувствовала, что я от нее что-то жду, то сама растерялась. Я ждала и почти требовала от нее того, чего она не знала в своей жизни и не чувствовала. Это же только ангелам и самым маленьким детям любовь свойственна как дар, искренний и естественный. Но ведь когда мы пытаемся удержать то, чего нет, мы начинаем сопротивляться самому течению жизни. Вот тогда и возникает страдание – мучительное, изматывающее и лишающее желания жить страдание. Но эта монахиня еще сказала, что это страдание является очень важным моментом в жизни человека, ведь именно в этот момент зарождается будущее счастье. Потому что именно в этот момент ты осознаешь, что пришло время меняться, начинать новое, становиться другим. Мир вокруг и внутри нас постоянно меняется, как течение реки. Нужно научиться плыть по этой реке жизни. Плыть, радуясь красоте мира, тому новому, что встречаем на пути, удовольствию от течения. Нужно научиться любить себя, прежде всего, научиться любить самому, а не ждать любви от мира. Именно тогда наступает момент, когда вы наконец-то осознаете простую мысль, что счастье не в том, чтобы получать любовь, а в том, чтобы дарить ее и делиться. Делиться ею безусловно, безгранично и безбрежно. А еще она сказала, что иногда нужно отпускать того, кого мы любим, чтобы сохранить с ним отношения. Вот так всё просто.

Я молчала, понимая, что что-то сейчас произошло в моем мире, что-то изменилось в нем. Я силилась понять, что происходит, но мои мысли судорожно метались, и я никак не могла поймать одну из них, самую важную. Я попыталась собраться и даже с неким интересом спросила, знает ли она, что было дальше с ее сестрой.

― Отношения у нее с этим человеком не сложились, ведь он был просто хорошим человеком, но намного старше ее и совсем небогатым. Она вскоре бросила его, и потом у нее было еще несколько браков, последний, по слухам, вполне удачный. Очевидно, она тоже кое-чему в жизни научилась и осознала, ― усмехнулась женщина. – Даже хотела со мной встретиться, но я после долгих размышлений решила, что это лишнее. Обиды к той молодой дурочке я не испытываю, а знать эту, незнакомую для меня женщину, я не хочу. Вот такая у меня получилась грустная история. Надеюсь, что у вас с братом другие отношения.

― Совершенно другие! – горячо заверила я. ― У меня прекрасные отношения, я брата очень люблю. Он мой лучший друг, помощник и защитник.

― Это прекрасно, я, если честно, завидую вам, наверное, у вас была другая семья – крепкая и дружная, раз вы и научились любить и сохранили эти отношения.

― А вот и нет! ― возразила я. ― Семья у нас была очень сложная. Родители поженились очень поздно, как я понимаю, матери пора было выходить хоть за кого-то, чтобы не остаться старой девой, а у отца был до этого неудачный брак и сложные отношения с алкоголем. Я думаю, им показалось, что они и будут спасением друг для друга. Мать обретет семью, отец рядом с сильной характером женщиной успокоит свой дурной нрав и избавится от вредных привычек. Кто их знает, что ими руководило, когда они решились на этот шаг. У нас в семье никогда не было душевных разговоров, веселых воспоминаний или семейных преданий «как папа встретил маму».

Я, волнуясь, торопливо рассказывала и одновременно с изумлением осознавала, что я открываю незнакомому человеку то, что от всех всегда прятала. Но маленькая женщина слушала так внимательно и участливо, что я продолжила, словно боялась, что она перестанет слушать или прервет меня.

― Как я потом узнала, что у них даже не было периода свиданий или ухаживаний ― случайно встретились и быстро для себя решили, что это им это надо сделать. Именно надо, а не хочется. Я в детстве никогда не чувствовала любви между ними, не замечала жестов ласки или проявлений чувств. Я даже не знала, что бывает иначе. У нас был холодный дом, внешне пристойный, но до озноба ледяной внутри. Внешне всё было прилично, не хуже других — достаток, поездки в отпуск, проверка уроков. У нас не было наших совместных праздников, неспешных прогулок, семейных традиций, радости от общения друг с другом. Зато было много негатива, выяснений отношений, попыток перевоспитать друг друга, раздражения и очень много назиданий, как надо жить правильно.

― Вы обижены на них или сердитесь? – искоса глянула на меня женщина.

― Ни то, ни другое, ― пожала плечами я равнодушно, ― понимаете, по-своему они хорошие люди, и намерения, наверное, были самые добрые, и даже верю, что нас любили, и сами страдали. Но дело не в этом. Нельзя жить без любви, неправильно это. Жизнь без любви корежит любого человека, она искажает все представления о том, что хорошо, что плохо. Это ведь жизнь без тонких чувств, которые умирают без подпитки и поддержки. Душа становится сухой, как засохшее дерево — вроде бы это и дерево, и вроде стоит, но в нем нет жизни, оно легко ломается и легко сгорает. А человек с сухой душой не может чувствовать боль другого, не может согреть или пожалеть другую душу, он ее не чувствует, не понимает.

И поймите меня правильно, я ведь говорю не о любви между мужчиной и женщиной, а о человеческой любви двух людей, которые выбрали путь жить вместе и растить детей. Странно, но при этом мне с детства внушали мысль, что семья – это самое главное и важное в жизни человека. Тогда я запуталась и долго размышляла о том, как может быть такой холод самым важным, зачем это вообще нужна эта семья. Ведь для меня семья была тяжелым и неприятным явлением в жизни, тем, что нужно будет потом избегать самой. Но чуть повзрослев, я решила эту проблему легко, решив, что моя семья – это только мой брат. А когда он женился, то я включила в это понятие и его семью.

Я говорила и говорила, волнуясь и перескакивая с мысли на мысль, словно я открыла какой-то кран внутри меня и теперь даже и не знаю, как его закрыть.

― С тех пор моей единственной отдушиной стал брат. Маленький толстенький мальчик с огромными глазами отогрел меня, и любовь в один из дней легко вошла в мое сердце навсегда. Любовь и жалость. Забота, страх и ответственность за него. Он стал смыслом моей жизни, практически единственной радостью и безграничным счастьем. Он стал моим ангелом, который помогал своей любовью выживать в самые сложные времена, радоваться жизни, мечтать о будущем. Он всегда был рядом, и лишь одна мысль о нем согревала душу.

Я еще долго рассказывала о том, как нам сложно жилось, сколько пришлось вместе пережить, как мне пришлось много работать, чтобы мы начали нормально жить, как много нужно было помогать. Чуть посмеиваясь, поделилась, что мои кавалеры тоже обвиняли меня в слепой и безрассудной любви к брату, в том, что я тащу на себе огромный груз и заявляли, что не готовы впрягаться в эту упряжку. Но я легко с ними прощалась, гордо заявляя, что их я знаю совсем немного времени, а брат со мной рядом всю жизнь. В какой-то момент женщина встрепенулась и мягко прервала меня:

― Удивительно, насколько я узнаю себя в ваших словах. Но я хотела другое сказать, извините ради бога, но вы как-то это необычно рассказываете.

Я вопросительно подняла брови, не поняв ее мысль и ожидая продолжения.

― Вы говорите о прекрасных отношениях, но радости в голосе я, извините ради бога еще раз, тоже не слышу. Вроде бы говорите о любви, но мне почему-то кажется, что вы сердитесь.

― Глупости вам кажутся. Все у нас нормально. Правда, в последнее время мы все меньше общаемся, очень много дел появилось и у него и у меня, мы давно уже не отдыхали вместе, да и встречи стали редкими. Даже по телефону иногда по неделе не созваниваемся, у него свои дела, своя жизнь. В основном тогда, когда нужны деньги, ― неожиданно добавила я и, произнеся вслух то, о чем уже давно думала, растерянно замолчала.

― А почему вы решили, что он ваш ангел? От чего он вас оберегает? В чем его любовь проявляется? Как вы ее ощущаете? И почему вы ждете эту любовь именно от него? Разве нет других людей, которые вас любят и дарят тепло?

― Ну, почему же нет? ― возмутилась я. ― Их очень много, просто хороших людей. Вы знаете, я часто удивляюсь, когда я вроде бы и не помогала, не дарила кучу денег, как моему брату, не возила по всему миру, но люди добры ко мне невероятно. Я знаете, часто даже плачу в такие минуты. Когда меня любят и ценят просто так, просто как человека, а не как кошелек с деньгами.

Да что со мной такое, растерялась я окончательно. Почему такие глупые мысли и нелепые сравнения приходят мне в голову?

― Мне кажется, что в ваших отношениях есть проблема, в которой вы не хотите признаваться самой себе, ― как бы между делом осторожно обронила тихим голосом маленькая женщина.

― Глупости! – фыркнула я. ― С чего это вы взяли?

― Из ваших слов, ― невозмутимо ответила она.

― Ну, и что такого было в моих словах? ― вскинулась я. ― Что вы так смотрите на меня? Неужели вы думаете, что ваша история похожа мои отношения с братом? Вы глубоко заблуждаетесь. Если у вас не получилось сохранить отношения с сестрой, то почему вы решили, что такая же проблема должна быть и у других людей?

Женщина ничего не ответила, она только неотрывно смотрела на меня. Я начала по-настоящему злиться.

― Кто дал вам право на основании своей дурацкой истории, делать выводы о моей семье? Кто дал вам такое право? – я почти сорвалась на крик.

― Никто, извините меня. Только кричать не нужно, ― негромко сказала она, глядя своими прозрачными голубыми глазами. Потом прикрыла на секунду глаза, снова открыла их, упрямо качнув головой, и сказала. – Я знаю, что вам не понравятся мои слова, но я все равно скажу. О любви не кричат, ее чувствуют. Если она есть, то это не доказывают, тем более так яростно постороннему человеку. Но вы почему-то кричите и мне доказываете. Или себе. Вот так…

― У меня все хорошо, у меня прекрасные отношения. Мой брат, его семья, его дети — это самое ценное, что у меня есть в моей жизни. Заботиться о них, любить их, помогать – это самое важное в моей жизни.

― А вы? ― тихо спросила женщина.

― Что я? ― осеклась я.

― А вы сами? Где в этой конструкции вы сами? Ваша семья? Ваши дети? Почему вы не создали ничего своего?

― Но я же объясняла вам, что мне было некогда, были сложные времена, мне было не до этого.

― Но ему же трудные времена не помешали создать семью, завести детей.

― Но я же старшая, я должна помогать и нести ответственность, ― растерянно договорила я.

― Тогда чем ваша история отличается от моей? В чем различие? Вы тоже придумали себе ангела, которого душите и развращаете своей заботой, мешаете ему взрослеть, цепляетесь в надежде, что тут вам навечно гарантировали любовь.

― Идите к черту, ― сердито сказала я, судорожно шаря ногой под скамейкой в поисках туфель. – Знала же, что не нужно заговаривать, посидела бы на скамейке, отдохнула и пошла себе дальше. Так нет же, каждый раз вляпаюсь в бессмысленные задушевные разговоры.

Женщина спокойно смотрела на мои истерические метания, но ничего не говорила. Наконец, я влезла распухшими ногами в туфли, охнув, поднялась со скамейки и сердито буркнула «всего доброго». Женщина тоже встала и, вздохнув, сказала:

― Вы мне сейчас не поверите, но наш разговор еще не закончился. Завершить вам рано или поздно его придется, как бы вы не прятались от него и не скрывали свои истинные мысли от самой себя. Мне кажется, что вы тоже создали себе иллюзию, которая согрела вас в холодном детстве. Вы поверили в нее и теперь упорно за нее цепляетесь. Но, как я уже говорила, иногда нужно отпустить человека, чтобы сохранить с ним отношения. Если будет желание договорить, напишите мне, вот мой адрес. Вам не нужен будет мой ответ, я знаю это, поэтому обещаю ничего не писать.

― Они мне и сейчас не нужны, ни адрес ваш, ни ответ, ― раздраженно сказала я, запахивая плащ, но рука моя непроизвольно протянулась, взяла бумажку с адресом и положила ее в карман плаща.

Прошел год, я сидела на скамейке в том же парке и писала письмо маленькой женщине по указанному адресу. Я знала, что она не ответит, да мне это было и не нужно. Мне было важно, чтобы она услышала то, что я теперь точно знала. Мне нужно было дописать письмо, отправить его и жить дальше.

«У меня украли мою жизнь. Именно МОЮ. Если быть более точным, я позволила это сделать. Я позволила близким людям, моей семье, украсть мою собственную жизнь. Я жила все эти годы придатком к семье моего брата — его интересами, проблемами, радостями. Я помогала, решала, содержала, поддерживала, снабжала. При этом мне постоянно и очень явно давали понять, что я ― не член ЭТОЙ семьи. Но я предпочитала этого не замечать и упорно держалась версии, внушенной мне в самом раннем возрасте. Самое главное в моей жизни — это семья. Самое ценное, что у меня есть — это мой брат и родственные отношения с ним. И в действительности у меня был прекрасный брат и самые удивительные отношения, но я забыла о том, что у меня должна быть моя семья. Вернее, у меня не хватило сил на ее создание. Сил зарабатывать деньги. Помогать родителям. Содержать всех. Создавать бизнес и развивать его. Развиваться самой и получать разные образования. Решать бесконечные проблемы семьи. Отдавать и со временем ничего не получать взамен. И даже когда я уже понимала, что это игра в одни ворота, что я ничего не получаю взамен, что мною пользуются и при этом отодвигают в сторону, я продолжала быть частью ненужной мне игры. Я поняла, что я всегда боялась жизни, несмотря на мой сильный характер, а любовь брата была тем якорем, который крепко держал меня во всех бурях и ненастьях. Но якорь проржавел со временем, но я так не хотела этого замечать, судорожно цепляясь за звенья распадающейся цепи.

Как бы мне не было грустно, но пришло время сказать, «Прощай, мой ангел!». Спасибо, что ты был в моей жизни, и я всегда буду помнить эту жизнь, полную моей наивной веры в то, что я была нужна и что меня любили. Но наши пути начали расходиться очень давно – мы или не замечали этого, или не хотели. Я уж точно не хотела расставаться с той сказкой, в которую поверила много лет назад. И не хотела выпускать тебя, потому что мне так было комфортнее, удобнее и привычнее.

Я сама нарушила баланс и развратила своей неуемной любовью и заботой, не осознавая, что мешаю брату стать взрослым. Принимать решения, делать ошибки, нести за них ответственность, бояться и преодолевать свои страхи, ощущать себя взрослым человеком. При этом я четко понимаю следующее — равно как я позволила украсть мою жизнь, так и он позволил себе «быть маленьким». Мы оба сейчас платим за свои ошибки. Платим полным разрывом отношений. Но мне стало легче. Я, наконец-то, призналась самой себе, что у меня не было МОЕЙ жизни.

Я не знаю, получится ли у меня создать что-то другое. Скорее всего, нет. Но это уже не важно. Я начинаю путь к себе. Я начинаю узнавать, какая я на самом деле. Кто я без этих навязанных мне ролей и обязанностей. Я начинаю знакомиться с самой собой. Настоящей и истинной. Может быть, мне не понравится то, что я узнаю и увижу. Но это буду истинная я. Пусть поздно, пусть даже без возможности изменения этой моей новой жизни, но это буду Я».