Ты никогда не знаешь, когда придет твое счастье! Просто жди и верь, что оно тоже к тебе стремится, но его путь, может, оказался долгим и трудным. Ты главное, узнай его, когда оно появится, уставшее и запыленное. И не упускай, ради Бога, держи и не упускай…

Павел Петрович, сурово поджав губы,  читал газету и всем видом демонстрировал свое недовольство. Невестка, с трудом сдерживая раздражение,  подчеркнуто вежливо повторила свой вопрос. Она лихорадочно собирала сумку с его вещами, и беспомощно пыталась добиться от него,  что он хочет взять с собой. Свекор, не поднимая головы, отвечал ей сухо и язвительно:

— Что хочешь, то и положи, голубушка.  Ума хватило меня в богадельню сдать, вот, и на это, надеюсь, соображения хватит.

Ольга  со слезами выбежала из комнаты, боясь, что не сдержится и наговорит гадостей. Этого делать было  никак нельзя,  потом она сама пожалела  бы об этом, ведь со свекром шутки  плохи. Он стал совсем невыносим в последние месяцы. Ольга  судорожно рыдала и истерично кричала мужу, что так больше жить нельзя, и она больше не выдержит. Правда, криком это трудно было назвать, это больше напоминало  свистящий шепот. Не дай бог Павел Петрович услышит. Муж  привычно усталым голосом убеждал еще немного потерпеть, уговаривая не обращать внимания. Да как же можно не обращать внимания, шипела в ответ Ольга, он же совсем распоясался, позволяет себе всё, что угодно. Он пользуется тем, что им деваться некуда, и они стерпят всё, что угодно. Это была правда. Всё что угодно, лишь бы не лишиться наследства. Они столько своих надежд и планов связывали с будущим богатством, столько уже вытерпели и на такие жертвы пошли, что отступать было действительно было бы обидно и непрактично. Ольга была уверена, что зловредный старик знал это и самым бессовестным образом пользовался их беспомощностью. Как только ему что-то не нравилось, он тут же угрожал не делить наследство, а все полностью передать старшему брату Николая, Петру. А как-то раз  привел их в состояние ступора, заявил, что вообще всё подарит государству. Правда. Потом сказал, что пошутил.

Ладно, хоть с государством была шутка, но Петр-то по закону претендует, тот ещё хищник, не успеешь оглянуться, как он всё себе отгребет. А ведь поначалу, лицемер,  так сладко пел, что ему не нужно никакое наследство, лишь бы папа подольше жил. Но старик живо его раскусил и, развлекаясь, заявил, что уважает выбор старшего сына и всё имущество оставит младшему. Тут-то Петр и показал свое истинное нутро, занервничал, задергался и осторожненько стал намекать, что в принципе от своей доли  отказываться не будет. Вот дурак-то, злилась Ольга, а Николай вздыхал и согласно кивал головой. Ну что тут иначе скажешь, ведь именно с этого времени и начались нешуточные терзания и тайная возня  за  долю в наследстве.

А наследство-то стоило того, чтобы за него пострадать и побороться. Надо сказать, что Павел Петрович в свое время был крупным руководителем, руководил большими стройками.  Делал  он это качественно и ответственно, поэтому страна щедро одаривала своего героя. Сам-то он был равнодушен к этим дарам, но вот его жена, практичная  и хваткая женщина, ничего не упускала из своих цепких рук. Всё, что предлагали, она тут же   охотно хватала, а то, что не давали, то сама выбивала с боем. Он часто с ней ругался и спорил из-за этого, но Анна хитро отмалчивалась и продолжала нагребать добро. Она пользовалась тем, что он редко бывал дома, всё пропадал на своих стройках. Она часто говорила сыновьям: «Отцу-то разве нужно что-нибудь? Он  там, на стройке, на всем готовом, это нам тут приходится выживать с таким трудом. И вот тебе благодарность! Кручусь, как заведенная, ради семьи, а он мало того, что спасибо не скажет, так еще и выговаривает. Да чихать я хотела на его скандалы, мне детей поднимать нужно».

Им с женой всегда было сложно понимать друг друга.  Они поженились как-то внезапно,  неожиданно для самих себя. Учились пять лет на одном курсе,  у них было много общих знакомых, и она была ему симпатична. Любви не было, просто приятельские отношения с легким флёром  романтики.  Он долго потом размышлял, почему он так глупо и безответственно поступил. Наверное, тогда не знал еще, что у  каждого поступка есть последствия и платить в этой жизни приходится за малейшие ошибки. Но тогда он этого не осознавал,  и когда на вечеринке   друзья вдруг спросили, почему они никак не поженятся он растерялся. Приятели говорили, что они чудесная пара, Анна раскраснелась, смутилась и вдруг сказала, что она вроде и не против. После таких слов все стали выжидательно смотреть на него. Он растерялся и промямлил что-то невнятное, но тут  все радостно начали кричать, что это здорово и напоследок перед выпуском у них будет такой праздник – свадьба друзей. Счастливая Анна  раскраснелась, и сияя, принимала поздравления, и Павел не решился сказать, что это все не так, что они и не собирались жениться. Смалодушничал, можно сказать честно.

Вот такая у него была странная женитьба, и только спустя много лет он случайно узнал, что Анна всё подстроила с подружками. Он был потрясен, у них был тяжелый разговор, но он не ушел от нее. Почему? К тому времени он уже понял, что совершил ошибку, жить с женщиной без любви оказалось очень сложно, тем более, они были абсолютно чужими людьми по духу. Он стал думать, как бы менее болезненно расстаться, но пока он размышлял, Анна сообщила о беременности, и решение отпало само собой. Родился сначала Петр, потом очень скоро второй, Николай. Он любил сыновей, да и Анна, надо отдать ей должное, была заботливейшей матерью и мальчиков любила невероятно, полностью  растворившись в их жизни. Она даже с работы ушла, хотя Павел был против. Да и  хозяйкой оказалась замечательной, дома у них всегда было уютно.  Первое время их жизнь была вполне неплохой, они пережили много хороших моментов, бывали у них и радость и смех в доме. Но  взгляды на мир совершенно отличались, и им было трудно понимать друг друга, и в серьезных вопросах и в мелочах. Сначала  Павел пытался разобраться, что же у них не так, почему им сложно договориться или, по крайней мере, найти общие интересы.  Но у него это не получалось и каждый разговор заканчивался скандалом и слезами жены. Потом он махнул рукой на эти попытки, они стали отдаляться друг от друга, даже отдыхать  ездили поодиночке.  Павел ушел  с головой в работу, и его карьера стремительно пошла в гору. Плотины, которые ему доверяли строить, становились все грандиознее и, соответственно, расположены были всё дальше. Это его даже радовало, он уезжал на очередную стройку и жил там все время, приезжая домой время от времени на несколько дней.

Когда его направили на первую стройку, Анна категорически отказалась ехать вместе с ним. Сказала, что не будет рисковать здоровьем мальчиков ради его карьерных устремлений. Он втайне был доволен ее решением,  и впервые за последние годы был совершенно счастлив. В быту Павел был прост и не капризен. Жильем его обеспечили, это была небольшая казенная квартирка. В столовой он питался принципиально, чтобы знать, чем кормят рабочих. А уж постирать пару рубашек да нехитрое белье у него руки не отвалятся. Армия приучила следить за самим собой лучше  родной матери, так что всё у него было хорошо.  После завершения стройки он вернулся домой, но его терпения хватило на месяц. Дома было невыносимо тяжело и душно, все разговоры про еду, ковры, хрусталь, и прочее барахло, поэтому он с радостью ухватился за новое предложение. Потом было еще одно, потом еще, так прошла его жизнь между стройками.

Он гордился своей жизнью, теми людьми, которых узнал, построенными плотинами, которые  строил на совесть. Всё было бы хорошо, только со временем он понял, что  сыновей упустил. Он осознал это с горечью, когда ему стало сложно  общаться с ними в его редкие приезды домой. Сначала он думал, что это  проявления подросткового бунта и сложности юношеского возраста,  и был готов терпеливо пережить этот период. Но очень скоро понял, что нет никакого бунта. Он увидел двух  практичных и деловых молодых людей, которые озабоченно занимались ведением большого хозяйства. А они  накопили немало добра – огромная квартира, дача, машина, гараж, да и много всякой чепухи. Он попытался пробиться к ним, поговорить, объяснить, что не это главное  в жизни. Сыновья слушали его вежливо, даже не возражали, но он видел, что они даже не пытались понять его. Им было все равно. А не возражали, как потом узнал, потому что Анна внушила им безоговорочное послушание отцу. По одной простой причине — всё это добро  по закону принадлежало ему, Павлу Петровичу, и  при разводе не подлежало разделению. Он мог оставить все эти богатства только в наследство. Анна  кусала локти и злилась на себя, потому что сама была виновата в том, что так получилось. Каждый раз ей очень хотелось побыстрее получить и квартиру и дачу и все остальное, поэтому она отказывалась от оформления дополнительных бумаг. Как потом выяснила, это была роковая ошибка, переоформить было уже невозможно. Вот и пришлось мальчикам объяснять, чем им может грозить любое проявление неуважения к отцу, а мальчики были понятливые. Справедливости ради надо признать, что отца они очень уважали и любили. И очень гордились, когда в газетах писали об отце, хвастались одноклассникам.  При этом  интереса к его работе или жизни они не проявили ни разу.  Они просто его не понимали, как так можно жить, мотаться непонятно, где и зачем. Это была его боль, он понимал, что винить ему некого. Он знал жену и ее отношение к жизни, как еще она могла их воспитать?

Сыновья выросли, женились, пошли внуки. Он признавал, что   сыновья жили дружно с женами и между собой ладили.  Семьи у них были крепкие, жены были им под стать,  хозяйственные и практичные. Ольгу, жену младшего,  он не очень любил, уж очень она досаждала ему  жадностью да крохоборством. Ее безмерная назойливость и бесконечно фальшивое лепетание «ах, папа, милый папа» не раз выводили его из себя. Вот Люся, жена старшего, нравилась ему, только очень уж безропотная была, как прибитая собачонка.   Никакого уважения у женщины к себе нет, Петр гоняет её и допекает беспрестанно,  то и дело было слышно, «Люська, подай, Люська, принеси!». Павел Петрович пару раз с ним сурово поговорил, так при отце тот притих. Да и самой Люсе  неоднократно выговаривал, что нельзя так с собой позволять обращаться. Но она только опускала голову и покорно кивала. Овца, что с неё возьмешь, решил Павел Петрович, и махнул на нее рукой. Пусть живут, как знают,  раз он их не понимает, ну и  нечего лезть.

Анна умерла очень давно, лет десять назад, когда ему было шестьдесят  лет.  Делать ему решительно было нечего, он давно же просто пенсионер, хотя и союзного значения. Дача ему была неинтересна, машину он так и не научился водить, попытки детей втянуть его в накопление барахла, разных там ковров и хрусталя, пресекал жестко. Он чувствовал, что уже выдохся и всё, что ему осталось – это спокойно и необременительно доживать свой век. Вкуса к жизни не было, он даже как-то  написал своему другу, что потерял «жажду жизни».  Его радовало только чтение книг, и за эти годы он собрал роскошную библиотеку, благо у него была возможность. Читать  он очень любил еще с детства, но пока  работал да мотался по стройкам, то был лишен этого удовольствия.   Он отвел под свой кабинет и библиотеку самую большую комнату в их огромной квартире. Ольга, жена младшего сына, попыталась возразить,  но он так на нее посмотрел, что она осеклась и залепетала  «как хотите, милый папа».   Да еще радовало, когда его приглашали почетным гостем на разные встречи, особенно любил приходить к молодежи. Он смотрел на эти живые умные лица и думал, его сыновья могли быть такими же замечательными и полезными людьми. А получились какие-то крохоборы, кругленькие и гладенькие. Тьфу, даже смотреть иногда было противно. Как он так прозевал своих парней?

Надо сказать, что жил он вполне сносно, хотя время от времени  дети его допекали желанием, чтобы он похлопотал или получил что-нибудь из добра. Но на эти случаи  у него был замечательный метод управления, спасибо покойной жене за такой подарок. Если что, то он начинал намекать об изменении завещания  то в пользу одного,  то другого сына, то вообще заводил разговор о даре государству. Он злился на себя самого себя в такие моменты, но  метод действовал безотказно и какое-то время он жил спокойно.

И вот тут  такие неприятные события. Старший сын уехал к родителям жены, куда-то на юг, а младший надумал поехать отдыхать на целый месяц. Ему неожиданно выдали бесплатную путевку и такую возможность он пропустить не мог. Возникла проблема, что же делать с Павлом Петровичем. Его нельзя было оставлять одного, и дело было даже не в возрасте. он был на редкость крепок и здоров. Просто у него  воспалилась рука, последствия старой травмы, и он совершенно не мог ни готовить себе, ни ухаживать за собой. Ушлая Ольга договорилась с заведующей домом престарелых о том, чтобы свекор пожил там  месяц. Место было, обрадованная Ольга  быстренько оплатила его проживание, и на другой день можно было переселяться, о чем она радостно объявила вчера вечером. И тут же об этом пожалела, потому что скандал был грандиозный. Свекор бушевал весь вечер, и утром не вышел к завтраку. Николай боязливо постучался к нему и долго нудным голосом извинялся и объяснял, что это лучший выход. Павел Петрович и сам понимал, что выбора нет, пока он беспомощен,  ведь он даже дверь не может открыть ключом. Но сердился больше из-за обиды,  с горечью думая о том,  что у него двое сыновей, а он будет жить в доме престарелых. Слово-то какое мерзкое, «престарелые»!  Не «уважаемые люди», не «пожилые», даже не «старые», а именно «престарелые». Николай извиняющимся тоном говорил, что это всего на месяц, заведение это очень приличное, там уютно. К тому же заведующая на вид очень милая женщина, обещала за ним присмотреть, сказала, что  всё будет хорошо.

На другой день его привезли в «этот дом», как он его стал называть. Все оказалось не так и плохо, заведующая, приятная молодая женщина, всё ему показала, со всеми познакомила. Его приятно удивила их библиотека,  очень хорошая  даже по его строгим меркам. Он даже  успел пробежать глазами по названиям книг и удовлетворенно хмыкнул. Правда, запущенная, надо бы привести в порядок,  вот этим о как раз и сможет заняться.  Павел Петрович вида не показывал, но сын с невесткой облегченно вздохнули, поняв, что ему понравилось. Общаться ему ни с кем не хотелось, и для себя он решил, что будет ходить только в столовую и в библиотеку. Ничего, месяц он продержится, а там, глядишь, с рукой станет полегче, и  он вернется  домой пораньше.  На этом он успокоился и повеселел.

На другой день он  аккуратно побрился,  тщательно собрался и вышел к завтраку. Окружающие его внимательно оценили, сдержанно поприветствовали, но были доброжелательными и ненавязчивы. Это его порадовало, и поэтому он еще в более хорошем расположении духа направился в библиотеку. Дверь была приоткрыта, и он увидел   женщину, которая стояла у окна и держала в руке книгу. Она плавно листала страницы, неторопливо просматривая текст. Вот и всё, женщина держит книгу в руках. В ней не было ничего особенного, лет шестьдесят или больше, приятное лицо, аккуратно собранные седые волосы, простое серое платье и наброшенная на плечи шаль. Но он замер, пораженный и ошеломленный. Может быть, всё дело было в солнечном свете,  который окутывал ее искрящимся облаком, и от этого казалось, что она сама светится. Он не мог отвести от нее взгляда, чувствуя, как  нечто внутри начинает дрожать несильно, как будто вибрировала натянутая струна. И от этой вибрации становилось так тревожно и радостно одновременно. Он не мог понять, что это за такое ощущение, с ним такого никогда раньше не было. Он продолжал смотреть на нее и вдруг понял, что это за  ощущение. Это счастье, чистое звонкое счастье. Как он знал, что это именно счастье? Он просто знал, вот и всё.  Сейчас ему было неважно, кто эта женщина, умна ли она, добра ли. Может быть, на этой минуте их знакомство и прервется, но никогда в своей жизни он не был более счастлив.

Вдруг она подняла глаза, и ойкнула, совсем по-детски, испуганно прижав к груди книгу.  Бог мой, какие  это были глаза! Небесно голубые глаза, чистые и открытые, такие только бывают, наверное, только у детей и очень мудрых старух. Она первая очнулась и  смущенно сказала:

— Извините, я тут зачиталась и Вас не заметила. Проходите, пожалуйста, будьте добры.

— Это вы меня извините, я просто засмотрелся и, кажется, напугал Вас. Вы уж простите великодушно. Меня зовут Павел Петрович. Я новый человек в этом доме.

— Вы совершенно меня не побеспокоили. Я — Серафима Михайловна.  Я тоже тут новенькая и еще не привыкла. Я всегда с трудом обживаюсь на новом  месте, очевидно потому, что никогда никуда не ездила. Я поэтому первым делом в библиотеку и направилась. Дело в том, что я библиотекарь по прежней профессии, и меня вид книг успокаивает. Я Машеньке, то есть Марии Ивановне, заведующей  предложила свои услуги. Извините, я слишком много говорю, но это от растерянности, обычно я не столь болтлива.

— Что вы, мне очень приятно с Вами общаться. Ну, что же, тогда проведите мне экскурсию, раз вы здесь хозяйка.

— Вы  преувеличиваете мой вклад, я всего второй день здесь и  только начала разбираться.

— Это еще лучше, тогда я предлагаю Вам свою помощь. Давайте вместе будем разбираться, что здесь к чему. Не будете возражать против помощника? Правда, от меня сейчас мало пользы, рука подвела, плохо работает, но, думаю, скоро пройдет.

— Ой, а что у Вас с рукой? — всполошилась Серафима Михайловна. – Что-то серьезное? Вы врачу показывались? Что он говорит?

Павел Петрович почувствовал такое искреннее участие в ее голосе, что было бы неудобно не ответить ей. Поэтому он послушно рассказал, все, знал о травме, чем его лечат, и каково его состояние сейчас. Он немного смущался, потому что такого внимания к своему здоровью он не припоминал ни от детей, ни от жены в их лучшие годы. Вот так они и познакомились.

А через неделю они практически не расставались. Разбирали книги в библиотеке и составляли каталоги, обсуждали, спорили, смеялись, гуляли, вспоминали. Она рассказала ему, что муж ее очень давно умер, у нее двое детей и пятеро внуков. Жизнь она прожила хорошую, хоть и трудную. Муж умер, когда девочки были совсем маленькими. Личная жизнь не сложилась, как-то никто не встретился, да и не до этого ей было. Уж очень сложно было растить детей на зарплату библиотекаря. А потом уже и старость пришла, так что женское счастье прошло мимо, но она не ропщет. Дочки и внуки хорошие, здоровье у неё, слава богу, отличное для ее шестидесяти шести лет, да, ей уже так много лет, и она не собирается скрывать своего возраста. Он восхищался, как она прекрасно выглядит, а Серафима Михайловна розовела от удовольствия, хотя и  смущалась. Она живет с младшей дочерью, а старшая уехала далеко на север. Девочки  очень хорошие, добрые, она их всё нахваливала. Да как же добрые, не сдержался он, когда отправили в этот дом.  Она сначала недоуменно на него посмотрела, а потом  легко рассмеялась. Она объяснила, что младшая, Катенька, затеяла капитальный ремонт, а у нее аллергия на краску. Вот они попросили Машеньку, то есть Марию Ивановну, она  ведь училась вместе  с Катенькой в школе. У них все по закону, они оплатили пребывание на два месяца. Он тоже рассмеялся с облегчением и рассказал, почему он здесь оказался.

Он рассказывал ей всю свою жизнь, ничего не скрывая и не приукрашивая. Она внимала с неподдельным участием и желанием понять его,  иногда задавала вопросы. Он даже во многом иначе увидел все события, она помогла понять ему Анну и перестать винить себя за сыновей. С ней было легко и просто, она не поучала, не осуждала, не жаловалась. Легкий и участливый человек  она никогда не привлекала внимание к себе самой.

Через две недели Павел Петрович  подумал, что как ему повезло, что такой удивительный человек оказался рядом с ним. Через три недели, он осознал, что он не хочет жить дальше без Симы. Это он так её про себя называл, хотя вслух не решался. Он знал, что через неделю им придется расстаться и вернуться к прежней жизни.  Этого не должно быть. Они должны быть вместе, это он теперь твердо знал. Неважно как можно было назвать то чувство, которое он  испытывал к ней, это всё слова, никому не нужные слова. Он хотел видеть ее каждую минуту, только тогда он  был спокоен. Он хотел слышать ее, ибо только тогда по голосу он мог знать, все с ней хорошо. Он хотел смотреть в эти небесно-голубые глаза, потому что видел там то,  что ему не хватало всю жизнь. Он хотел бесконечно говорить с ней, потому что только тогда он знал, что кому-то нужен и интересен. А что еще человеку нужно? Он не знал, сколько ему еще осталось,  но твердо был уверен, что оставшиеся годы он хочет провести  с Симочкой. У него появилась жажда к жизни,  к его собственной жизни.

Павел Петрович не просто так управлял огромными стройками, он умел добиваться цели. Как только принял решение, так сразу же перешел к действиям.  В один из дней он  особенно тщательно оделся, побрился, заранее купил цветы и пригласил  Симочку погулять в саду. Там он торжественно сделал Серафиме Михайловне предложение выйти за него замуж – официально, по полной законной форме. Серафима Михайловна ахнула от неожиданности, потом расплакалась. Он растерялся и, не зная причины слез, на всякий случай,   попросил прощения, если он обидел ее таким предложением.

— Да как же можно таким обидеть? – утирая слезы, сказала Сима. – Что Вы!   Предложение от такого удивительного человека делает мне честь. И я бы с радостью его приняла, но…

— Но что? – с упавшим сердцем спросил Павел Петрович. – Что-то мешает? Или кто-то?

— Что Вы! — сказала Сима и, подняв  на него свои  доверчивые небесные глаза, робко сказала, — Так, Пашенька, смеяться же над нами будут. Разве можно такое в нашем возрасте?

Она впервые его так называла, и Павел Петрович понял, что он будет сражаться с любым человеком, со всем миром, кто только посмеет огорчить Симочку или расстроить, а уж тем более смеяться. Он твердо сказал:

— Если кому-то хочется смеяться, Симочка, это их дело. Ты в одном права, мы с тобой не в том возрасте, чтобы тратить время и внимание на всякие глупости. Так что не волнуйся, проблем не будет.

В этом он как раз глубоко заблуждался. Проблемы начались на следующий день, когда дочь Симочки, милая женщина средних лет, приехала навестить мать. Узнав новости, она сначала оторопела, а потом растерянно сказала:

— Мам, ты что? У тебя две внучки на выданье, ты скоро, может, прабабушкой станешь. Это несерьезно.

Она  даже не стала обсуждать эту абсурдную новость, решив, что надо поскорее заканчивать ремонт и забирать маму отсюда.  Машка тоже хороша, подумала она, надо же было проследить, с кем мама общается и дружит. На маму плохо влияет компания сверстников, подумала она про себя и развеселилась. Но это был первый недобрый знак. Всё началось, когда вернулся из отпуска Николай и, узнав новости, позвонил старшему брату. Петр, осознав под истеричные крики брата по телефону, всю серьезность угрозы, прервал отпуск и немедленно примчался в Москву.  Обсудив на семейном военном совете положение дел, они решили немедленно забрать отца. Нужно было прекратить эту опасную связь. Петр даже предложил отправить отца на юг, к родственникам жены, там отец поживет месяц другой и всё забудется. Еще нужно было непременно поговорить с родственниками этой старухи аферистки. Ловкие люди, поняли, как можно поживиться за счет беспомощного  доверчивого старика. Пусть знают, что этот фокус у них не пройдет, у него есть сыновья, способны его защитить. На другой день, разведав адрес, они всей толпой отправились на квартиру к дочери Серафимы Михайловны, где устроили безобразный скандал с криками и угрозами. Перепуганная Катя срочно вызвала сестру с севера, рыдая по телефону, что мама погибнет в этой жуткой семье. Они ее со света сживут, мама не понимает, в какое страшное место ее собирается ее привести этот безрассудный старик. Она требовала от сестры немедленно приехать и помочь спасти маму. А пока Катя заберет  маму домой, бог с ним с ремонтом, потом как-нибудь сделают. И уже через день старшая дочь Серафимы Михайловны была в городе.

В тот же день им снова позвонил Николай и на этот раз он был спокоен и вежлив. Он предложил снова встретиться, чтобы уже без эмоций обсудить положение. Сестры с опаской приняли предложение, но братья на этот раз были на удивление доброжелательны. Они принесли извинения за свое поведение, объяснив, что новость была уж слишком неожиданной, и они реагировали неправильно. Но они все равно считают, что надо что-то делать. То что, что происходит – глубоко неправильно и просто не очень прилично. Они смогли спокойно обсудить дальнейшие действия, и  разошлись вполне довольные друг другом. Они договорились, что просто обязаны  спасти родителей и нужно действовать согласованно.

Они приехали почти одновременно, издалека сдержанно кивнули друг другу и заторопились к входу.  Им предстояло самое сложное из их плана – уговорить родителей вернуться домой, дальше решили они, будет проще. Дети требовали вернуться домой, умоляли, возмущались, рыдали, даже угрожали. Они потихоньку бегали друг к другу, чтобы сообщать о своих успехах. Только Люська почему-то сидела все время в сторонке и не принимала никакого участия в битве за родителей. Она была притихшая и растерянная, и Петр даже рявкнул на нее пару раз, чтобы проснулась и помогала им.

Павел Петрович и Сима не ожидали такой атаки и немного  сначала растерялись. Павел первый понял, что происходит. Неважно, какие причины стояли за их действиями,  искренние переживания за них, страх за наследство или что-нибудь другое, это уже не имело значения. Серафима Михайловна притихла, и вечером обронила тихо, что она уже ни в чем не уверена.

— Раз, Пашенька,  твои дети не хотят, чтобы я приходила к вам, то, наверное, и не стоит.

— Симочка, ты меня прости,  ты умница редчайшая, но  сейчас ты несешь чушь, извини еще раз, — возмутился Павел. —  Моим детям уже по сорок и пятьдесят лет, и у них не будет нервного срыва от того, что пришла злая мачеха.

Сима невольно рассмеялась и сказала, что надо будет им завтра сделать подборку книг по воспитанию мальчиков, а то она в этом не сильна. Она успокоилась, но Павел Петрович  уже знал, что  ему нужно действовать решительно.

 

На другой день  дочери Серафимы Михайловны приехали рано утром, чтобы еще раз попробовать убедить мать вернуться домой. Еще в коридоре она услышали, что в кабинете заведующей стоял крик и шум. Оказалось, что Николай и Петр приехали, настроенные решительно забрать отца любым способом, но ни Павла Петровича, ни Серафимы Михайловны не было, они уехали.

— Как это уехали? – недоуменно спросила младшая дочь

— Вот и мы спрашиваем, как это уехали? – зло закричал Николай. – Вот вы мне объясните, как такое возможно. Что за бардак творится в вашей богадельне? Мы вам сдали отца, и где он? Извольте вернуть.

— Да, Маш, как то хотелось бы узнать, куда уехала мама и почему? Я..

Сыновья Павла Петровича снова начали кричать и угрожать всеми карами. Заведующая, послушала немного, вздохнула, и неожиданно рявкнула:

— Тихо!

Все испуганно затихли, и тогда она продолжила уже спокойным голосом:

— Значит так, граждане. Слушайте меня внимательно. Ваши родители – взрослые дееспособные люди, которые добровольно  пришли сюда и так же добровольно могли уйти, что они и сделали. Раз ваших родителей здесь нет, то повода находиться в нашем заведении у вас нет. Попрошу всех освободить помещение.

Она задумалась на секунду и добавила:

— Знаете, я такого счастья можно сказать, еще ни разу  не видела.   Дайте же им прожить то немногое, что им осталось, в радости. Они нашли свое счастье, и   неужели вы думаете, что ваши крики их остановят? Будьте вы людьми, не мешайте им, просто не мешайте.

— А где же они деньги взяли? Ведь у отца сберкнижка дома лежала, — не к месту спросил Николай. – Он же не приезжал домой.

— Я взяла, — вдруг с вызовом сказала Люся. – Павел Петрович сказал, где ее найти, вот  я нашла и привезла ему.

— Люська! Ты что сдурела? – изумленно спросил Петр. – На тебя это что нашло? Ты что же это наделала?

— Я сделала то, что нужно было, —  дрожащим голосом, но твердо  ответила ему жена. – И я согласна с Марией Ивановной, да оставьте вы их в покое.  Да что вы за люди? Они же светятся, когда вместе. Только и слышно: « Пашенька, Симочка». Это же ваши родители и они счастливы! Неужели непонятно? Неужели вам трудно за них просто порадоваться?

Она  выпрямилась, посмотрела снова с вызовом на Петра и сказала:

— И вообще, не Люська, а Люсенька!  Я тоже хочу, чтобы всё было так, как у них. И ты Петр,  чтобы запомнил! И чтобы всегда так, понял?  А теперь хватит об этом, давайте по домам.

Губы у нее дрожали, но она  решительно дернула головой и направилась к выходу. Петр  растерянно посмотрел на брата, пожал плечами, но безропотно затрусил за женой:

— Люська, что это? Люсь, да стой ты. Ах ты, господи! Люсенька, подожди же меня…

 

А в  это время Павел и Сима ехали в поезде на юг, где у Павла был старинный друг. Они стояли в коридоре у окна, смотрели на пролетавшие деревни, леса, людей.

— Ты знаешь, Пашенька, а ведь это мое первое путешествие в жизни и я  немного волнуюсь.

— Не надо волноваться, Симочка, мы с тобой еще поездим по городам, я тебе много чего хочу показать. Сколько сил хватит, всё наше будет.

Вдруг Серафима Михайловна тревожно вскинулась:

— Пашенька, а мы точно его не стесним?

— Да не волнуйся ты, успокойся, это мой самый настоящий друг. Сказал, приезжайте, живите, сколько хотите, дом большой, свой сад огород, что еще надо.  Он вдовец, живет один. Если бы ты знала, как он обрадовался. Говорит, одиноко ему, поговорить не с кем.  Да, кстати, спрашивал, нет ли у тебя хорошенькой подружки? Тогда совсем было бы весело.

-Ох, нет, Пашенька,  так сразу не скажу. Надо подумать, сначала понят,  какой  это человек, — начала Сима, но увидев его хитрые глаза, засмеялась, — Паша, я снова поверила, а ты шутил.

— Но ведь смешно получилось?

— А у нас все с тобой смешно получается, — подняв на него, глаза серьезно сказала она.  Мне еще ни кем не было так весело в этом жизни.

И в небесно голубых глазах были слезы…