Книги, Обожженные крылья ангела

Горькая сладость мести

Горькая сладость мести

Горький вереск дает горький мед. Ты пробуешь текучий мед, надеясь ощутить его бархатистую сладость. Но всё, что остается, это привкус горечи.

 — Дитя моё! Где ты, дитя моё? — тоскливый голос звучал где-то в глубине леса.

— Кто это? — недоуменно спросил юноша своего спутника. Лесной голос звучал глухо и невнятно, как если бы человеку было больно произносить слова. Старик, сопровождавший юношу, начал тревожно озираться:

— Я не знаю, ваша милость… Странные места, люди недоброе говорят про этот лес. Говорил же вам, что нужно было ехать другой дорогой.

— О, дитя моё! Не покидай меня! Прости меня… — жуткий голос звучал совсем рядом, и на миг юноше показалось, что этот звук не принадлежит человеку.

— Давайте поспешим отсюда, — настаивал старик. — Не в добрый час мы здесь оказались.

Не успел он договорить, как раздался треск сучьев, и из кустов вышло странное создание. Сгорбленная худая фигура, костлявые руки, грива спутанных седых волос. Рваные и грязные лохмотья покрывали тело человека, и было непонятно, кто это был — мужчина или женщина. Присмотревшись, юноша понял, что перед ним женщина. Её внезапное появление напугало лошадей, и юноша с трудом удерживал своего жеребца, который нервно бил копытом и пугливо прядал ушами. Старуха стояла неподвижно, глядя немигающим взором на юношу. Вдруг она вздрогнула всем телом, сделала неуверенный шаг в его сторону и жалобным голосом взмолилась:

— Дитя мое! Отдайте мне мое дитя! Что вы сделали с моим ребенком, милорд?

— О, Господи, — испуганно прошептал старик. — Да она же сумасшедшая! Поедемте, ваша милость! Не нравится мне эта чертовка!

Старуха перевела безумный взгляд на старого слугу и вдруг злобно ощерилась:

— И ты здесь, продажная тварь! Говори, куда ты дел её?

Неожиданно она хищно напряглась и стремительно бросилась к юноше. Она больше не была похожа на немощную старуху, это был хищник — сильный, яростный и опасный. К счастью, конь испугался первым и рванулся вперед, что и спасло юношу. Он с силой пришпорил коня и помчался без оглядки, а старуха, размахивая вслед ему палкой, злобно кричала, что она всё равно его найдет и не жить ему больше.

 

— Что это было? — с трудом захватывая ртом воздух, спросил юноша своего слугу, когда они, наконец, остановились.

— Оборотень, — убежденно сказал старик. — Точно, оборотень. А, может быть, и ведьма. Я не силен в них разбираться. Но знаю, что в этих местах их полным-полно. Очень плохие места. Надо же вам было согласиться именно на это наследство. Вот чуяло моё сердце, что не к добру это.

— Да будет тебе ругаться, — уже успокоившись, примирительно сказал юноша. – А что мне еще оставалось делать? Отец так рассердился на этот раз, что все равно бы придумал наказание, не это, так другое. Надо сказать, что эта суровая кара мне даже по душе. Подумаешь, пробыть полгода в дальнем поместье. Зато у меня теперь есть настоящий замок, где мы будем с тобой жить в свое удовольствие, охотиться. Может, и девушки симпатичные найдутся.

— Не доведут вас до добра эти симпатичные девушки, — ворчливо сказал старик, и пробормотал: — По милости этих вертихвосток мы сейчас и натерпелись страху.

Филипп посмеивался, слушая привычное брюзжание Жака, своего верного слуги. Единственный любимый сын барона был изгнан из родного гнезда собственным отцом. Отчаявшись справиться с неразумным отпрыском и устав ссориться с соседями из-за его постоянных приключений, отец выделил ему в наследство заброшенное поместье. Он купил его когда-то давно за бесценок у некоего очень знатного дворянина, который вроде бы вскоре умер. По рассказам отца, замок был огромный и удивительно красивый, но, к сожалению, находился в полном запустении. Барон с облегчением вздохнул, когда неугомонный отпрыск отбыл вместе со старым слугой. Вместе с ним вздохнули и все отцы семейств, у которых были дочери на выданье. Филипп не унывал, потому что искренне верил, что на его век девушек хватит. Главное — он молод и хорош собой, да и денег родитель не пожалел. Впереди его ждала веселая жизнь, а потом добрый отец сменит гнев на милость и простит его. Вот только эта старуха напугала не на шутку. Неужели она живет в этом лесу, это ведь совсем близко к его замку? Ему даже охотиться расхотелось. Почему она на него так злобно набросилась, ведь он её даже не знает?

Замок стоял в глубине леса, на небольшом пригорке. Он производил странное впечатление. Воздушный — вот что приходило в голову, если бы вы захотели описать это необычное творение одним словом. Казалось, что здание парило в воздухе, как огромный корабль. Но в то же время в нем было нечто тяжелое и зловещее, и это будоражило воображение. Ничего подобного Филипп не видел ранее, поэтому он с энтузиазмом кинулся изучать свой новый дом. В нем было множество комнат, обставленных дорогой изящной мебелью. Сквозь огромные витражные окна виднелся заросший парк. На втором этаже был роскошно украшенный бальный зал. Под этими сводчатыми потолками легко можно было представить томных красавиц в бальных платьях, веселье и смех. Резные лестницы, огромный камин из необработанного серого камня, охотничьи трофеи и множество картин, которые были зачем-то спрятаны на чердаке. Филипп велел привести их в порядок и развесить на стенах. В основном это были портреты прежних владельцев замка, и сразу было видно, что род был очень знатный – статные фигуры, гордая осанка, властные взоры. Ему нравилось рассматривать картины и размышлять о том, что все эти люди любили, страдали, надеялись. Но вот прошло время, и от них остались только эти холсты. Больше всего его манил портрет старой дамы в строгом платье с необычайно властным взглядом. Филипп был заинтригован и ему очень хотелось разузнать, что же здесь произошло и почему у такого рода не осталось потомков. Ведь это была большая редкость, чтобы владение такого знатного рода продавали кому-то чужому. Его юношескому воображению чудились тайны и любовные трагедии. И, хотя он сам посмеивался над собой, но все же решил поискать следы тайны в библиотеке замка.

В один из дней Филипп уже лег спать, как вдруг услышал шум и крики во дворе. Потом за дверью раздался голос старого слуги:

— Ваша милость, вы бы вышли во двор…

— А что там такое? — недовольно отозвался Филипп, которому очень не хотелось покидать теплую постель.

— Спуститесь, ваша милость, — настаивал упрямый старик.

— Ну, и что там? — полюбопытствовал юноша, уже спускаясь в большой зал, двери которого вели во внутренний двор замка.

— Вот, смотрите сами, — с возмущением сказал Жак и открыл перед ним двери.

Во дворе, около каменной стены, лежала та самая старуха. Она тяжело дышала, а затуманенные глаза умоляюще смотрели на юношу. Потом она что-то хрипло просипела, кажется, просила ей помочь.

— Ни за что не соглашайтесь, — жарко зашептал на ухо встревоженный слуга, — быть беде! Я это за версту чую, гнать её надо, ведьму.

Юноша посмотрел в глаза измученной старухе и понял, что не сможет ей отказать. Она была похожа на раненое животное, которое в последней надежде приползло к человеку за спасением. Филипп вздохнул и подумал, что отец, наверное, был прав, утверждая, что когда-нибудь неуёмная доброта сыграет с ним злую шутку.

— Помоги ей, — твердо приказал юноша старику. — Позови конюха, пусть отнесет её в дом и разместит её в одной из комнат для прислуги. Анетте скажи, чтобы приготовила воды, ей явно нужно будет вымыться. Накормите её осторожно, похоже, она давно не ела.

 

Прошло несколько дней, и юноша совсем забыл о старухе. Ему доложили, что она пришла в себя и понемногу выздоравливает. Он не знал, что с ней делать дальше, да и дел было много, поэтому он предпочел о ней забыть. Целыми днями он носился по угодьям, стремясь навести порядок в своем новом владении. Роль хозяина этих мест увлекла его, и он был горд тем, что постепенно всё налаживалось. Вечерами он или пропадал в библиотеке, или проводил время около любимых картин. Вот и сейчас он опять стоял перед ними, снова и снова гадая, кто же эта суровая дама.

— Это герцогиня дю Плесси. Мать хозяина замка.

Юноша вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Миловидная, средних лет женщина стояла за его спиной.

— Простите, — начал удивленный Филипп, — но вы… Кто вы?

— Я та несчастная, которую вы приютили, — негромко ответила женщина и склонила голову в поклоне. — Как видите, я не такая уж страшная. Да и не старая, мне всего тридцать пять лет.

— Невероятно, — Филипп был искренне изумлен. — Но откуда вы знаете эту даму?

— Она мать моего мужа.

— Как такое может быть? Но тогда получается…

— Вы совершенно правы, милорд. Я жена владельца этого замка, герцога дю Плесси.

— Но как тогда получилось, что..

— Простите, милорд, но, несмотря на всю благодарность к вам, мне бы не хотелось касаться этой истории. Я могу разволноваться, и к сожалению, в силу моего… — она смешалась на секунду, но потом нашлась, — слабого здоровья, последствия этого волнения могут быть печальны. Мне не хотелось бы вас огорчать, добрый мой покровитель. Я уже, помнится, один раз вас напугала. Вы уж простите меня, иногда со мной такое бывает, но это случается редко, и я постараюсь не доставлять вам беспокойства.

— Конечно же, — сконфуженно сказал Филипп, — простите мое любопытство, это было крайне неприлично.

Когда женщина снова склонила голову, ее лицо осветил луч солнца, пробившийся через витражное окно. Он безжалостно показал, что она выглядит гораздо старше названного возраста, и что жизнь не была добра к бедняжке.

Анна, так звали эту женщину, прижилась и быстро выздоравливала. Хотя сначала ей приходилось очень нелегко, потому что она как будто с трудом вспоминала всё, что знала и умела делать раньше. Она старалась ничего о себе не говорить, было очевидно, что ей хотелось избежать каких-либо расспросов. Но со временем, привыкнув к своей новой спокойной жизни, как будто оттаяла душой. И однажды, когда они с Филиппом гуляли по лесу, решилась рассказать ему свою необычную историю.

— Я родилась в небогатой семье, отец вырастил меня один. Он явно тяготился моим воспитанием и даже хотел отправить меня в монастырь, когда мне исполнилось шестнадцать лет. Но в это время по воле случая меня увидел герцог дю Плесси, самый влиятельный и богатый дворянин в этих местах. Он был уже в возрасте, всесильный дворянин и властный человек. О его жестокости ходили слухи по всей округе, все его боялись. Он полюбил меня с первого взгляда и, не мешкая, явился к отцу с просьбой моей руки. Отцу польстило такое родство, и он, несмотря на мои слезы и мольбы, незамедлительно дал свое согласие.

Жизнь моя была и счастливой, и ужасной. Счастливой, потому что муж безмерно любил меня. Сильный и гордый человек впервые в жизни испытал столь сильную страсть и глубочайшую прязанность к другому. У него была очень холодная и суровая мать, он не знал любви. Она внушила ему такое отвращение и презрение к семейной жизни, что он считал любовь уделом глупых и слабых юнцов. Может быть, поэтому, полюбив меня, он был просто ошеломлен силой своего первого чувства. Ах, милорд, как он старался, чтобы порадовать меня, увидеть мою улыбку, заслужить поцелуй! Бесконечные праздники, драгоценные подарки, необычные сюрпризы — этого было так много в моей новой жизни. Когда он смотрел на меня, его глаза… ах, милорд, как вам передать словами, какие у него были глаза — счастливые, сияющие, влюбленные. Всех этих слабых слов не хватит, чтобы описать то чувство, которое светилось в его глазах.

А ужасной моя жизнь была потому, что я не могла ему ответить. Я не любила его. Совсем не любила. Я уважала его, я почитала его, как своего супруга, я была верна ему и благодарна. Это всё, что я могла предложить, но ему этого было мало. Он ждал от меня такой же безумной страсти, которую испытывал сам. Но что я могла поделать? Мы не вольны над своими чувствами. И каждый раз, когда я видела след неудовольствия в его взгляде или слышала разочарование в голосе, я сжималась от страха. Я ощущала себя маленькой птичкой, которую жестокие птицеловы посадили в золотую клетку и мучают, чтобы она запела нежным голосом. Но в неволе птицы не поют, как не могут понять этой простой истины глупые птицеловы?

Я так устала от этой любви мужа, от его жадных ожиданий, я так измучилась, что когда у нас появился молодой художник, я вздохнула с облегчением — его присутствие могло хоть на какое-то время освободить меня от назойливой опеки супруга. Муж решил, что пришло время нарисовать мой парадный портрет для семейной галереи и нанял художника из Парижа. Художник был молод, красив, весел и добр. Что еще было нужно маленькой глупой птичке? Вы, очевидно, догадываетесь, что произошло дальше. Юный художник полюбил меня, и я охотно ответила на его чувство. Мы даже не заметили, как это произошло. Сначала нам было просто легко и весело вместе. Он писал мой портрет, я болтала и веселилась. Я шутила, наверное, впервые за все время моего несчастного замужества. Ах, как нам было хорошо, мой добрый друг! До того момента, когда мы поняли, что любим друг друга… Тогда мы испугались. Нам нужно было обязательно расстаться, только так мы могли спастись. Но портрет не был готов, и художник не мог прекратить работу. Мы страдали и не видели выхода из этой опасной ситуации. К несчастью, мы оба были молоды и глупы. Мы не знали, что нет такой силы или такого страха, который удержит влюбленных от желания обладать друг другом безраздельно. Не удержались и мы. Простите, милорд, вы еще молоды и, очевидно, не испытывали таких чувств. Да и не пристало мне рассказывать вам, молодому человеку, такие истории, но если бы вы только знали, какое это было счастье — любить и быть любимой. Все слилось воедино — счастье, любовь, радость обладания, паника, страх, безысходность. Мы надумали бежать, но, увы, всё закончилось так печально, как и должно было быть. Это произошло в том момент, когда я поняла, что у меня будет ребенок. Ребенок моего возлюбленного художника. Я не смогла бежать, мне было слишком плохо. Всё вскрылось, и муж узнал о моей измене. Ярость его была ужасна. Это была холодная свирепая ярость дикого животного. Он был похож на зверя, который попал в капкан и, чтобы избежать смерти, должен был отгрызть свою лапу. Так и моему мужу нужно было избавиться от любви ко мне, чтобы перестать испытывать нестерпимую боль. Он был сильный человек и сделал это. Он уничтожил свою любовь и возненавидел меня.

Меня заперли на ключ до самых родов. Когда я родила дочь, её немедленно забрали у меня. Я никогда не видела мою девочку, но это совсем не мешало мне любить её. Любить безмерно и безысходно, до отчаяния и боли. Она была смыслом моей жизни и единственным, что у меня осталось, потому что… — она задохнулась, как будто не могла произнести следующие слова, поэтому еще раз глубоко вздохнула и уже ровно продолжила, — потому что моего возлюбленного мой муж убил. Я не знаю, как, и даже не знаю, где он похоронен. Мне сказала об этом моя горничная, которая всё знала и жалела меня. Когда я оправилась после родов, мой муж объявил мне свое решение. Он хотел, чтобы я страдала. Страдала долго и жестоко. Поэтому он сказал, что забирает мою дочь и будет воспитывать её сам. Воспитывать в ненависти ко мне. Но настоящее наказание свершится в день её рождения, когда ей будет восемнадцать лет. В этот день он вернется с ней в замок, и случится нечто страшное…

Анна разволновалась, стала тяжело дышать и почему-то переминаться с ноги на ногу в каком-то однообразном ритме. Филипп ласково взял ее за руку и уговаривал успокоиться. Он убеждал её, что муж давно умер, после его смерти замок был выкуплен его добрым отцом. Теперь этот замок по праву принадлежит ему, Филиппу. А он не допустит никакого безобразия в своем доме. Он ласково говорил с ней, и постепенно женщина успокаивалась. Она крепко держала его за руку и с детской надеждой просила снова и снова повторить, что ничего страшного здесь её не ждет. Тихо и монотонно она повторяла:

— Я так устала. Так устала…

Через несколько дней, когда Анна окончательно успокоилась, она продолжила свой рассказ:

— Муж разрешил мне жить в старом домике егеря, на краю леса. Это был убогий и заброшенный дом, но все-таки крыша над головой. Он запретил кому-либо приближаться ко мне, я должна была жить одна. Время от времени мне привозили жалкие припасы, но только для того, чтобы я не умерла с голоду. Да, я слышала, что он умер, но я этому не верю. Вы не знаете моего мужа, милорд. Да и я его плохо знала до той поры. Я думаю, что вся эта история со смертью — это часть его страшного плана. Я помню, он мне как-то рассказывал о том, как отомстил своему лучшему другу за предательство. Он ждал больше десяти лет своего момента. Он умеет ждать.

Она снова задрожала, но справилась с собой и продолжила:

— Я жила все эти годы одна, в тоске по моему ребенку. Я дичала, сходила с ума. Но я не могла никуда уехать, потому что таков был его приказ. Только так я могла увидеть свою дочь. Теперь у моей клетки не было прутьев, но это ничего не меняло. Это по-прежнему была тюрьма. Люди избегали общаться со мной, сначала из страха перед мужем, а потом по привычке. То существо, в которое я превратилась со временем, приводило их в ужас. Только иногда моя добрая горничная тайком пробиралась ко мне. Мы плакали вместе, но она тоже ничем не могла мне помочь. Потом она умерла, я осталась совсем одна. Я действительно начала лишаться рассудка, это меня изрядно пугало, но я пыталась держаться. И вот настало это время… — тихо произнесла она.

— Какое время?

— Прошло восемнадцать лет, и скоро он появится, чтобы окончательно наказать меня, — глаза ее затуманились, и она стала со страхом вглядываться вдаль. – Именно поэтому я к вам и пришла, мой добрый друг. Простите, что напугала вас тогда в лесу. Но я почему-то очень сильно разволновалась, когда вас увидела. Ваш облик что-то мне напомнил, я очень хотела вспомнить. Но когда я волнуюсь, вы знаете, что происходит, — смутилась она.

— Успокойтесь, милая Анна, — снова уверил ее Филипп. – Все закончилось. Вы теперь в безопасности, я теперь ваш защитник. Не бойтесь! Вы знаете, мой отец меня многому научил, — немного хвастливо сказал он и, воодушевляясь, добавил: – У меня необыкновенный отец. Он умный, сильный. Все его очень уважают, — он немного задумался и добавил: — И боятся, очень боятся. Правда, это меня всегда удивляло. Но я не боюсь. Я его очень люблю. Он меня тоже любит очень сильно.

— Любит, но ведь отправил сюда, в ссылку, — не удержавшись, улыбнулась Анна.

— Я сам виноват, — защищая отца, горячо возразил Филипп. — Он устал от моих похождений и уже просто не знал, что со мной делать. Это не самое страшное наказание. Он подарил мне этот дом и попросил пожить немного здесь, пока все не успокоятся в наших краях. Отец, видите ли, не очень знатного рода, он всего лишь барон. Ему трудно бороться с теми влиятельными людьми, которых я так обидел.

— Я вижу, вы очень любите своего отца.

— О, да. Да вы и сами его полюбите. Я думаю, он приедет ко мне скоро. Он не удержится и приедет. Ему всегда важно знать, что со мной всё хорошо. Он так обо мне беспокоится. Мы никогда не расстаемся надолго.

— А ваша мать?

— Я не знал её, она умерла сразу после того, как я родился.

— Она была красивая? Вы очень красивый молодой человек, и мне кажется, что эта красота от неё.

— Я думаю, да. Отец мало говорил о матери, он очень её любил, и до сих пор переживает её утрату. Ему больно об этом вспоминать, и я не хотел причинять ему страданий своими расспросами. Он всегда говорил, что моя доброта — это от неё, и почему-то при этом сердился.

— А её портрет вы видели?

— Нет, он говорит, что, увы, не было ни одного её портрета. Когда он собрался заказать, она уже носила ребенка, и ей было очень тяжело позировать. И, кроме того, она не хотела, чтобы её писали в таком неприглядном виде. Вот так и получилось, что я не видел свою мать. Я только знаю, что она страстно любила отца. Он несколько раз всё-таки рассказывал о ней и о её любви к нему.

— Как я завидую им, — грустно сказала Анна. — Они так любили друг друга, и вы — дитя их любви. Хотя ваш отец потерял любящую жену, но у него остались вы. А я совсем одна.

— Теперь вы не одна, — горячо запротестовал Филипп и с важностью заявил: – У вас теперь есть я, защитник и покровитель.

— Спасибо, — тихо ответила Анна. — Вы единственный человек, кто был добр ко мне за все эти долгие годы.

 

Через неделю Филипп получил письмо от одного из соседей с просьбой приехать. Когда он добрался до замка, выяснилось, что никто ему не посылал сообщения. Встревоженный юноша, недоумевая от странности ситуации, поспешил обратно домой. А в это время в замке появились нежданные гости. Анна с утра чувствовала какую-то тревогу, усилившуюся ещё больше, когда Филипп уехал. И, когда она в окно увидела, как во двор въехала карета, и из неё вышел пожилой мужчина с юной девушкой, она почувствовала, как силы внезапно покинули её. Она, спотыкаясь, медленно вышла из комнаты и замерла на лестнице. Внизу она увидела высокого статного старика, но девушки почему-то рядом с ним не было. Он стоял и выжидательно смотрел на неё.

— Ну что же ты, Анна? — спокойно сказал старик. — Спускайся вниз. Ты же, наверное, уже догадалась, кто приехал. Ты ждала этого, и вот мы здесь. Ты же хочешь увидеть свою дочь?

— Где она? — происходящее казалось Анне нереальным. Её муж стоял внизу. Он изменился, постарел, но она сразу узнала его. Гордая осанка, властный голос, жесткий взгляд. Его взгляд пугал больше всего. В этих глазах, обращенных на неё, больше не было любви, только хорошо знакомое ей выражение презрения и ненависти. Казалось, что его ярость за все эти годы не только не успокоилась, но и набрала силу, как выдержанное вино.

— Я отослал её пока, она нам потребуется чуть позже.

— Потребуется для чего? — дрожащим голосом спросила, ошеломленная происходящим, Анна. — Что ты задумал? Тебе мало было мучить меня все эти годы? Чем она-то перед тобой провинилась?

— Всем. Тем, что она твоя дочь. Тем, что похожа на тебя и все эти годы напоминала мне о тебе и твоём предательстве. Тем, что она не моя родная дочь, а отродье того юнца, которого ты предпочла мне. Так что её вина достаточна и безмерна.

— Ты до сих пор не можешь успокоиться? Она все эти годы была твоей дочерью, ты воспитывал её, ты был для неё отцом. Как же ты можешь причинить ей зло?

— Очень легко, моя дорогая. Ты даже не представляешь, насколько легко я это сделаю, — со смехом ответил герцог.

— Что ты хочешь?

— Спускайся ко мне, и я тебе расскажу мой план. Видишь ли, моя дорогая, тебе предстоит исполнить последнюю часть моего наказания.

Анна, замерев от страха, слушала мужа. Слова доносились до неё глухо, как будто муж находился за стеклянной стеной. Она уже позабыла, насколько боялась его. Теперь, с каждым его словом, страх возвращался к ней, он вползал в неё, как холодная извивающаяся змея, и лишал силы и воли. Пока он говорил, его слуга внес поднос, на котором стоял бокал с вином.

— Иди ко мне, моя дорогая супруга! Мне, кстати, доставляет огромное удовольствие снова произносить эти слова. Так вот, в этом бокале вино. И яд. Да, да. Вино с ядом. Скоро вернется милый хозяин этого дома. Я знаю, что он приютил тебя и стал твоим благодетелем. Я отослал его ложным письмом, но скоро он вернется. Когда он приедет, ты предложишь ему выпить с дороги вина и дашь этот бокал с ядом.

— Но зачем? Что сделал тебе этот невинный юноша?

— Мне? Ничего! Он сделал тебе, сделал много добра. А ты отравишь его. Ты будешь дальше жить с осознанием того, что убила единственного человека, который был к тебе добр.

— Ты чудовище! Я не буду этого делать, — с трудом выговаривая слова, вымолвила Анна.

— Будешь! И ты сама прекрасно это знаешь. Иначе бы так не тряслась. Если ты не сделаешь этого, — жестко продолжил он, — я возьму этот бокал и отнесу твоей дочери. Уж поверь мне, она примет его из рук любящего отца и выпьет доверчиво. Если сделаешь так, как я хочу, я оставлю тебе дочь. Я обманул тебя, я не воспитывал её в ненависти к тебе. Она тебя любит и мечтает увидеть. Она, кстати, очень на тебя похожа.

Анна плакала бессильными слезами, она понимала, что сделает так, как требует это чудовище, не знающее жалости. Жажда увидеть дочь была в ней сильнее всего. И даже разум оставил её, она уже не осознавала, что он не оставит ей дочь. Он задумал что-то ещё более ужасное. Но воля её была сломлена, и она кивнула головой в знак согласия.

— Вот и умница, я пока удалюсь, а когда ты сделаешь то, что должна, я вернусь с твоей дочерью, и ты сможешь её обнять, — с непонятным смехом добавил он.

 

Когда Филипп увидел карету, он удивился, поскольку не ждал гостей. Он вбежал в зал со словами:

— Анна, кто это у нас появился?

Анна стояла неподвижно, глядя на него странным взглядом.

— Эти люди заблудись, я пригласила их остаться. Ты устал, — негромко сказала она. — Выпей вина, передохни.

— Спасибо, — удивленно сказал Филипп. Ему приятна была её забота, поскольку жажда действительно мучила его с дороги. Он взял бокал и залпом выпил вино. Анна странно напряженным взглядом наблюдала, как он пил. В какое-то мгновение она подняла слабую руку, как будто хотела остановить его, но тут же безвольно её уронила. Филипп допил вино до конца, отставил бокал и улыбнулся ей. – Теперь показывай наших гостей.

— Ваш гость — это я, — сказал герцог, выходя из ниши, в которой он незаметно стоял всё это время.

— Отец? — удивленно и обрадовано сказал Филипп. — Почему ты не предупредил меня, что приедешь?

— Отец? — чуть слышно произнесла Анна. Она ничего не понимала. В её бедной голове никак не мог уложиться этот странный и безумный спектакль.

— Да, именно так. И сейчас ты увидишь, в чём именно заключалась моя месть.

Он выжидательно смотрел на Филиппа, который тоже ничего не понимал. Но через несколько мгновений юноша побледнел, схватился за горло, что-то сдавленно просипел и замертво упал к ногам герцога. Тот присел около тела и нежно погладил юношу по плечу. Потом выпрямился и, глядя Анне прямо в глаза, с удовольствием сказал:

— Видишь ли, моя любимая, дело в том, что у тебя родился сын. Да, да, именно сын. Именно его ты сейчас отравила собственными руками.

— Но девушка в карете… — недоумевая, прошептала Анна.

— Ах, эта девушка! — небрежно махнул рукой герцог. — Понятия не имею, кто она. Мне её нашли для этого спектакля. Ты знаешь, я счастлив! Всё произошло так, как я мечтал много лет. Теперь я могу быть спокоен. Надеюсь, ты сейчас испытываешь такую же боль, как и я много лет назад. Испытываешь, моя любимая?

Анна сдавленно что-то пыталась сказать, протягивая руки к мужу, но не смогла. Она какое-то время бессмысленно смотрела по сторонам, потом её взгляд споткнулся о тело юноши. Женщина замерла на секунду, потом высоко закинула голову и завыла. Затем внезапно замолчала и начала смеяться. Смех был глупый, больше похожий на всхлипывающее хихиканье, и от этого становилось ещё более страшно, чем от воя. Герцог с недоумением смотрел на неё, потом пытался сказать что-то злое и обидное. Но очень скоро понял, что она его уже не слышит. Она ушла в свой мир, в котором он уже не мог её достать. Он не был больше властен над ней. Птичка наконец-то вырвалась из клетки. Теперь она стала свободной….

 

Филипп открыл глаза. Что за дурной сон ему приснился? Почему у него кружится голова и темнеет в глазах? Что с ним было?

— Ну вот, наконец-то. Радость-то какая! Я уж думал плохое, — около него засуетился старик слуга.

— Что здесь произошло, Жак? Почему я в кровати? Я болен?

Старик отвел глаза и замялся:

— А разве вы сами ничего не помните, ваша милость?

— Что я должен помнить? Подожди, что же это было? Я помню, что Анна дала мне бокал с вином, я выпил его и потом куда-то провалился…

— Это был бокал с ядом, сын мой, — раздался голос отца, который незаметно вошел в комнату. — Слава богу, ты оправился.

— Но почему? Почему она со мной так поступила?

— Позволь тебе многое объяснить, — он властно махнул рукой, требуя, чтобы слуга вышел. — Дело в том, что я и есть бывший хозяин этого замка. И, соответственно, как ты уже догадываешься, муж этой женщины. А ты её сын.

— Как — сын? — потрясенно спросил юноша. — Как такое может быть?

— Я думаю, Анна рассказала тебе всю историю. Ты знаешь, что она была моей женой, я любил её больше жизни. Я, глупец, отдал ей всё! — голос отца дрогнул. — Я ничего для неё не жалел, я саму жизнь был готов отдать ради этой чистой и невинной девочки. Чистой и невинной! — повторил он, уже презрительно. Голос его снова стал жестким и сухим. — Но ей это было безразлично. Она бездумно связалась с художником, который рисовал её. Нищий, безродный ремесленник. Она, видишь ли, полюбила! Меня она, оказывается, не любила и вышла замуж только потому, что приказал отец. Всё, что я для неё делал, ей было не нужно. Она хотела получить только этого бродягу. Всё вскрылось, когда выяснилось, что она ждет ребенка. Ярость моя была безмерна. Она предала меня, мою любовь, мою заботу и верность. С этого момента в моей душе была только ненависть. Страстное желание мести. Жестокой, безжалостной мести. Такой, чтобы она почувствовала такую же боль, которую перенес я по её милости.

Я провел бессонную ночь, но под утро я знал, что я буду делать дальше. Художника, конечно же, я приказал убить, — небрежно сказал он, как о пустяке. — Он не дворянин, я даже не мог вызвать его на дуэль, поэтому я поручил это дело слугам. Даже не знаю, как они это сделали, мне было все равно. Моя месть была направлена только на эту неблагодарную дрянь. Сначала я дал ей возможность родить, и это был ты, мой мальчик. Но ребенка она даже не увидела, даже не знала, кто именно у неё родился. По моему приказу её уверили, что это была девочка. О, я задумал красивую месть. Мне мало было её просто наказать, я хотел, чтобы она долго страдала и мучилась. Ведь теперь я её ненавидел с той же страстью, с какой ранее любил.

Через несколько дней я объявил ей, что намерен отомстить, но не сейчас. Я заберу её дочь с собой, а месть мою она узнает, когда девушке исполнится восемнадцать лет. Я позволил Анне жить в домике егеря на окраине леса. Я велел ей никуда не уезжать и ждать того дня, когда наступит восемнадцатый день рождения дочери. Тогда она должна будет прийти сюда, в замок. Может быть, тогда у неё получится спасти свою дочь от моей расправы. Она рыдала и молила, но я был непреклонен. Я забрал тебя и, изменив имя и звание на баронета, поселился в соседней провинции. Я не продавал этот дом, я просто пустил слух о своей смерти. Я вырастил тебя как своего сына. Я любил тебя всей душой. Ты знаешь это. Любовь к тебе удерживала меня от сумасшествия.

Когда пришел судный день, я появился здесь и привез с собой под видом дочери какую-то бедную девушку. Её где-то нашли, отмыли, одели и велели ей выдавать себя за мою родную дочь. Я знал, что Анна живет у тебя, за ней всегда следили мои люди. Я знал, что ты её приютил, мой добрый мальчик. Ты всегда был добрым, дитя моё, — с нежностью глядя на него, сказал отец. — Я знал, что ты ей поможешь, и она будет тебе благодарна за это. Я дал ей время привыкнуть к тебе и привязаться. А потом, когда ты удалился по ложному письму, я появился в замке и представил ей мнимую дочь. Я предложил Анне выбирать: твоя жизнь, её благодетеля, единственного человека, который ей помог за все эти годы, или жизнь её дочери. О, это был трудный выбор, — усмехнулся он. — Она, бедняжка, так металась, но выбор был предопределен. Найти дочь было смыслом её жизни, поэтому, страдая и терзаясь, она протянула бокал с ядом тебе. Правда, там было всего лишь средство, от которого ты просто потерял сознание. Но она-то этого не знала. Ты рухнул бездыханный, и тут… — герцог весело рассмеялся, — я объявил ей, что она ошиблась. У неё родился сын, а не дочь. И именно он лежит сейчас мертвый у её ног, — герцог начал безудержно смеяться. Это был странный смех, лицо герцога было совсем неподвижно, смех был судорожный и натужный. Как будто человеку совсем не смешно, но смеяться необходимо.

Филипп с ужасом смотрел на своего отца и не понимал, что происходит. Всё казалось каким-то дурным сном, это не могло быть правдой. Анна — его мать! Отец — это совсем не его отец! Он — сын безродного художника! Это всё не помещалось в голове.

— А где Анна? — вдруг спросил он. — Что с ней?

Герцог помрачнел:

— Эта мерзавка испортила мне всё удовольствие. Она просто взяла и окончательно сошла с ума.

— Как это — сошла с ума? — со страхом спросил Филипп.

— Вот так, — злобно огрызнулся он. — Пришлось посадить её на цепь, она теперь на всех кидается, как бешеная. Слышишь, как воет?

Так вот какой звук тревожил его всё время. Филипп попытался подняться, но герцог его ласково остановил:

— Всё закончилось, мой мальчик. Мы с тобой уедем, больше мне не нужно прикрываться баронетом, мы вернемся в Париж на законных основаниях, и я представлю тебя как своего сына, сына герцога. Моя месть получила свою добычу и успокоилась. Я люблю тебя всей душой и хочу остаток своей жизни посвятить тебе. Я хочу тебе отдать всё, что имею. Отдыхай сейчас, мой мальчик, тебе нужно набираться сил, завтра мы уезжаем, — и, ободряюще улыбнувшись ему, герцог вышел.

На следующий день всё было готово к отъезду. Но в назначенный час юноши не было на месте. Встревоженному герцогу сообщили, что всё утро его сын провел у сумасшедшей. Он разговаривал с ней, что-то рассказывал, и она даже, на удивление, успокоилась. Сидит, забившись в углу, внимательно слушает его и рассматривает. Герцог был недоволен странным поведением сына и приказал немедленно позвать его. Филипп вошел в комнату, но не стал проходить дальше, а остался стоять в дверях. Герцог почувствовал недоброе, но, справившись с мгновенным чувством какого–то неясного страха, деланно веселым голосом сказал, что всё готово к отъезду и через полчаса они отправляются в путь.

— Нет, — спокойно сказал юноша, — это вы отправляетесь в путь, ваша милость.

— Что это значит? — сердито спросил герцог. — Что за глупости ты говоришь? У нас здесь больше нет дел, и мы едем в Париж.

— Это у вас здесь нет больше дел, а у меня есть. Я остаюсь с Анной. Насколько я понимаю, замок принадлежит мне на законных основаниях.

— Ты что, с ума сошел? Это так продолжает на тебя действовать то средство? Скажи мне, что это временное помутнение, не пугай своего отца, мой мальчик.

— Вы простите меня, но мой отец — безродный художник, и пугать мне его, увы, поздно. Но матери я еще могу пригодиться, пусть она мало что теперь понимает в своём ужасном состоянии, но я смогу хотя бы заботиться о ней.

— Ты останешься с этим бесчувственным животным? Ты предашь своего отца?

— Всё наоборот, милорд! Бесчувственное животное — это вы. А она — моя мать, которая все эти годы стремилась ко мне. Так уж пусть хоть так она меня обретет.

— Ты предаешь меня! Как ты можешь? Я любил тебя все эти годы, я заботился о тебе. Я научил тебя всему, что ты умеешь.

— Вы любили свою месть, милорд. Я надеюсь, что вы не будете теперь так же страстно ненавидеть меня и мстить мне долгие годы. Прошу помнить, что я отличаюсь от вашей слабой и беззащитной жены. Как бы то ни было, я был вашим сыном и многому от вас научился, — спокойно продолжал Филипп. — И я ни на секунду не задумаюсь, если мне потребуется применить все мои умения и способности против вас. Я думаю, все оставшиеся годы вы можете продолжать наслаждаться горькими плодами своей сладкой мести. Прощайте!

 

К Анне рассудок никогда не вернулся, слишком сильным оказалось пережитое потрясение. Но Филипп заботливо ухаживал за ней, и ей стало намного лучше. Она полюбила гулять с ним по лесу. Она крепко держала его за руку и что-то настойчиво рассказывала, доверчиво смотря на него. Сбивчивые слова невозможно было разобрать, но это было неважно. После таких прогулок она спокойно спала, чему-то радостно улыбаясь во сне. Ее черты смягчались, и было видно, какой красавицей она была когда-то давно.

«Бедная чистая и невинная душа! — думал Филипп, глядя с жалостью на её умиротворенное лицо. — Она ведь всего лишь хотела любить. Птичка в золотой клетке, которая осмелилась покинуть её. Птичка с переломанными крыльями, которая так больше и не смогла летать. Спи, моя бедная птица. Больше тебя никто не обидит, теперь ты свободна».

Анна прожила ещё год. Это был, наверное, самый счастливый год её грустной жизни. Она успокоилась, стала доверчивой и ласковой. Она улыбалась открыто и радостно каждому, кого встречала. Она стала выглядеть моложе, а перед самой смертью даже стала такой же красивой, как в молодости. Или, может быть, такой её хотел видеть Филипп. Она полюбила кормить птиц во дворе замка, они слетались к ней целыми стайками. Она что-то пела им, рассказывала истории на своём непонятном языке. Но птицы понимали этот язык и тоже разговаривали с ней. Филипп любил наблюдать за ней в такие минуты. Она время от времени оборачивалась к нему, и её лицо озарялось улыбкой. Она смотрела на него ясными осмысленными глазами, и ему казалось, что в такие моменты рассудок хотя бы на несколько секунд, но возвращался к ней.

Он похоронил её на краю семейного кладбища, поближе к густому кустарнику, на котором повесил кормушки для птиц. Ему хотелось, чтобы и здесь птицы не покидали её. Он приходил к ней почти каждый день и подолгу сидел на маленькой каменной скамейке. Как-то раз, подойдя к кустарнику, он услышал слабый голос и тихие всхлипывания. Осторожно выглянув, он увидел герцога, сидящего на скамейке. Он очень сильно постарел, не было больше властной стати и гордой осанки. Немощный сутулый старик сидел и тихо что-то говорил. Слова было трудно разобрать, но столько любви и нежности звучало в этом голосе, что можно было ни секунды не сомневаться, что этот человек безмерно страдает от тяжелой утраты. Увидев Филиппа, старик суетливо вскочил, рукавом вытер слезы и нерешительно замер, не зная, как поступить дальше. Филипп сдержанно кивнул ему, развернулся и медленно пошел к замку. Слуги говорили, что ещё несколько раз видели плачущего старика на могиле, а потом он исчез.

Филипп нашел портрет матери, который был скрыт в тайнике, и повесил в зале перед самым входом. Теперь, когда он возвращался домой, он всегда видел любящие смеющиеся глаза, которые когда-то давно смотрели с нежностью на его отца. Теперь они с такой же любовью встречали его.

Меню