Инопланетянка, Книги

Всё не так, как кажется

Всё не так, как кажется

Правда у каждого своя, а истину не знает никто.

Рассказ Всё не так, как кажется— Ниночка только и мечтала о том, чтобы   я в больницу  попала. Чтобы значит хозяйничать, как ей нравится, чтобы уже никаких преград ее распущенности не было. Но  только не судьба ей была этого счастливого момента дождаться. И не дождётся! Здоровье-то у меня  на редкость крепкое, от родителей моих дорогих досталось, царствие им небесное и упокой души. Так она, доченька моя ненаглядная, вон что удумала. В богадельню меня упрятала, бессовестная.  Стыд-то какой! Я всё думаю, не дай Бог, соседи узнают, я же сгорю от стыда. Обидно, что ей самой-то ни капельки  не совестно. И как я могла вырастить такое чудовище, никак ума не приложу. Вот так и думаю бессонными ночами, как у меня так могло получиться? Что я в ней не доглядела?

Старушка взмахнула слабыми ручками, и заплакала. Я неловко попрощалась и  вышла из палаты. Меня направили в этот дом престарелых написать статью о том, как живется старикам. Никаких ужасов, про которые я так много слышала, здесь я не увидела. Но я была старательной начинающей журналисткой, поэтому обошла почти всех его обитателей. Тем более, большинство из них были весьма милыми людьми. Вера Павловна, милая трогательная старушка, была последней из тех, с кем я общалась. Она сидела на кровати, съежившись, и торопилась выговориться. Время от времени, она всплескивала маленькими сморщенными ручками, как будто сама удивлялась тому,  как же так получилось в ее жизни. Правда, ее речь  и слова не очень совпадали с трогательным образом божьего одуванчика, и это несколько смущало. Но вообще-то бабульку было жалко, что-то в ней было  от беспомощной маленькой птички, которая запуталась в силках.

Я не знала, как  следует поступать дальше,  сказать ли об этом заведующей, или уже оставить всё, как есть.  Я решила  немного подумать,  и оглянулась по сторонам, где бы мне присесть. В углу  коридора стоял небольшой диванчик, к которому я и направилась. На нем уже сидела женщина средних лет, поэтому я спросила разрешения присесть рядом.  Она посмотрела на меня блеклыми, потухшими глазами, и ничего не говоря, просто кивнула.  Несколько минут мы сидели молча, но потом женщина неожиданно повернулась ко мне и ровным голосом спросила:

— Вы у моей матери были? Не отпирайтесь, я видела, как вы из ее комнаты  выходили.

—Да я и не собиралась отпираться, — опешив от такого вопроса, начала говорить я, но женщина меня перебила:

— И вы уже конечно знаете, какая я стерва и ведьма? Отобрала у бедной заботливой мамочки квартиру и упрятала бедную старушку в богадельню? Я ее дочь, Нина, — пояснила женщина, натолкнувшись на мой недоумевающий взгляд

— Ну, примерно, так она и говорила, — осторожно сказала я, опасаясь навредить Вере Павловне.

— Как же,  — с горечью вздохнула Нина. — Конечно, я и стерва, и ведьма. Таскаюсь сюда каждый день после работы, чтобы ей привезти поесть. Она же отказывается есть больничную еду. Да на двух работах вкалываю, чтобы на ее разносолы заработать. Личной жизни нет, детей нет, мужчины тоже. Вот такая развеселая беспутная жизнь. Про моё беспутство и развратную жизнь она тоже рассказывала?

Я, недоумевая, молча  кивнула.

— Куда уж, просто оргия на оргии. Вот вчера еще  с завхозом договорилась, так теперь по ночам буду полы мыть в школе. Я учительницей работаю, так смогла уговорить добрейшего Тихоновича, чтобы оформил свою родственницу, а мыть буду я.  А куда мне деваться? Зарплата мизерная, самой с трудом хватает. Тут еще у матери запросы растут как в сказке,  не по дням, а по часам. Так что теперь, можно сказать, совсем в загул уйду, каждый день и до полночи. А про стыд перед соседями тоже сказала?

Я  также молча кивнула. Женщина только вздохнула:

— Как же! Они просто не нарадуются, что от нее избавились.  Моя соседка говорит, что тут в больнице люди ее дурость за деньги должны терпеть, а соседям-то за что такое наказание?  Она же всех там извела,  нравственность и мораль надумала сохранять. Кляузы бесконечно участковому строчила, он у нас из доме практически не уходил.  Да и  опасно это было ее одну оставлять, то газ забудет выключить, то кран. Один из соседей, милейший человек, как-то сказал, что если я ее куда-нибудь не уберу, то он ее просто прибьет, и будет этим весьма гордиться.  А вы подумали, что она бедный и несчастный старенький ангелочек?

Я как заведенная снова  кивнула

— Тот еще ангелочек!  — усмехнулась женщина. — Ладно, извините, зря я на вас напала. Вы-то здесь не при чем, это мой крест. Так что я пошла на свою Голгофу. А то у меня вся приготовленная еда остынет. Я тут просто сидела, с духом собиралась, мне ведь теперь часа два бесконечные нападки и нытьё слушать. До свидания, и еще раз, извините меня ради Бога. Устала я, вот и срываюсь иногда.

Она тяжело поднялась, и шаркающей походкой медленно побрела к палате Веры Павловны. А я  осталась на диванчике, снова не зная, как мне теперь поступить. Всё оказалось, не таким, как мне представила хитрая старушка. Я поднялась, чтобы пойти к заведующей, мне все равно нужно было брать у нее интервью. Теперь я увидела картину в совсем другом свете, и все слова Веры Павловны приобрели иной смысл. Я думала, как часто мы готовы обманываться, потому что верим расхожим стереотипам. Милая старушка, трогательные букольки, сухонькие дрожащие ручки. Слабый голосок – я вот ты уже готов поверить в жестокую несправедливость судьбы. А потом выясняется, что старушка – самый что ни есть деспот и тиран. Я так задумалась, что не сразу увидела, что какая-то пожилая женщина, высовывается из-за угла, и подает мне сигналы. Я  еще не успела подойти к ней, как она с жаром зашептала:

— Подь сюда, поближе, детонька! Видала я, как ты с Нинкой  говорила. Не верь этой змее. Врёт она всё. И про заботу врёт, и про разносолы. Она же к матери раз в несколько месяцев дай бог заглянет на минутку, да тут же и убежит.   Дарственная ей нужна на квартиру да на сберкнижку. Квартира у Веры Палны уж очень хороша. В центре, да огромная такая. Это папаша Веры Палны еще ей оставил. Большой был человек, чиновник какой-то важный. И картинок еще много, я не понимаю в этом, но Ваера Пална говорит, что дорогущие. Вот Нинка и старается изо всех сил. Да только я надоумила Веру Палну, не доверять этой змее и ничего на нее не отписывать. А то доченька-то  совсем дорогу забудет. Да еще не дай бог  платить перестанет.  Так тогда ее и правда в богадельню казенную упрячут, а там она долго не протянет. А так-то тут хоть жить можно потихоньку.  Да и я забочусь о бедной женщине, сколько сил хватает. А здоровье-то у меня совсем плохое, не знаю, сколько и протяну. Ты иди, детонька,  — сказал старуха, оглядываясь по сторонам. — А то Нинка меня заметит, так мне тоже попадет, она баба злая.

Тут  старушка засуетилась, и через мгновение исчезла в глубине темного коридора. Я совершенно растерянная продолжала стоять, совсем не понимая, что теперь думать.

 

—Наслушались вы, наверное, всей этой ерунды, — рассмеялась Галина Петровна, когда я ей рассказала всю историю. — Это Марковна, наверное, вам нашептала, она может, уж очень зловредная старушка. Наши бабушки – непростой контингент. Старческие изменения. Обиды, болезни, скука – вот они себе страсти и придумывают. А Нина – прекрасный человек и о матери заботится без устали. Мне ее подчас становится жалко. Я уже ей говорила, что она зря потакает капризам старухи. Та отказывается есть, вот Нина и привозит ей домашнюю еду каждый день. Я это скоро запрещу. Во-первых, это нарушение режима, во-вторых, все равно ее забота никакой благодарности у Веры Павловны  не вызывает, да и не к чему это. У нас нормальное питание, все сотрудники тоже едят в нашей столовой, и не жалуются. А милой старушке Вере Павловне я бы на вашем месте не доверяла, она кого угодно может обвести вокруг пальца. Очень непростой человек, она же на всех обижается. На дочь за то, что та поместила её сюда. На меня за то, что лучшую комнату не отдала. Да, кстати, на Марковну тоже на что-то обижается, но тут  я уже не знаю причину. И знаете, она  на редкость злопамятная, меня даже иногда удивляет, как долго она может помнить свои обиды и мстить за них.

Она проводила меня до двери, и попрощалась. Проходя около столовой, я снова увидела знакомую юркую старушку, Марковну.

— Детонька,  подь сюда еще разик.

Я нахмурилась. Мне начинало надоедать этот странное развитие событий, но нехотя подошла.

— Тебе, небось, заведующая заговорила зубы, сказала про Нинку что-нибудь хорошее. А все неправда. У заведующей народу тут мало, не хотят люди сдавать родителей в ее богадельню. Вот она и старается. Привечает Нинку и лебезит перед ней. А Веру Палну дурой выставляют. Как будто она выжила из ума и несет всякую чушь. А это все вранье. Вера Пална – хорошая женщина, от нее столько добра людям тут. Она и поможет, и подскажет, и поговорит. Мне она столько всего хорошего сделала за мою заботу-то. А эти ведьмы жадные сговорились, и вот поют свои сладкие песни. Заведующая тоже, небось, зарится на квартирку то Веры Палны. Мне уже ничего не страшно, мне помирать скоро, здоровья-то совсем нет. Но ты попомни мои слова, как помру я, они совсем Веру Палну сживут со свету.

Я вышла из дома престарелых, поняв, что не способна  разобраться в этой ситуации. Тут я увидела, как из здания торопливо вышла  эта женщина, Нина, и быстрым шагом направилась к машине, припаркованной почти у самых ворот. В машине сидел  мужчина с недовольным выражением лица. Нина подошла к нему и, наклонившись, стала что-то говорить. Мужчина недовольно от нее отворачивался, как будто ему не нравилось то, что она говорит. Он кивнул головой в сторону здания, как будто заставлял ее вернуться обратно,  и Нина  покорно   направилась к  входу. Тут она заметила меня, сначала растерялась, но потом с вызовом вздернула голову, и пошла быстрее. Она уже мало была похожа на замотанную жизнью несчастную дочь.

«Да кто вас разберет», подумала я, и постаралась, как можно быстрее забыть об этой причудливой ситуации. Но спустя много лет, судьба снова свела меня с  теми людьми. Я узнала, что Вера Павловна вскоре умерла. Потом оказалось, что незадолго до смерти старушка пригласила тайком трех разных нотариусов, которые составили в один и тот же день три  разных завещания, причем так хитро, что ни одно из них до сих пор не было признано единственно подлинным. Вера Павловна   отписала свое состояние и квартиру на дочь, на заведующую, и на Марковну, которая до сих пор жива и находится в крепком здоровье. Наследницы  до сих пор судятся, и вряд ли вспоминают добрым словом милую трогательную старушку. Но и отказаться от состояния,  бедолаги, тоже не могут…

Меню