Книги, Обожженные крылья ангела

Вернись ко мне, Зоська!

Вернись ко мне, Зоська!

Рассказ Вернись ко мне, Зоська!

Николай ехал забирать сына в роддом. Вернее, чужого ребенка, который должен был стать его сыном. Уже четвертым. Да, да, Зоська уже родила четвертого ребенка. Ах, Зоська! Красавица, манкая, жадная до удовольствий, бесшабашная. Николай полюбил её с той минуты, как увидел ещё в школе, в десятом классе. Она приехала жить к тетке, что-то у неё произошло с родителями, и она осталась одна. Ни Зоська, ни тетка никогда не говорили об этом. Николай не сопротивлялся своему чувству, сдавшись без боя и навсегда. Красавица Зоська только смеялась над ним и его безнадежными попытками заслужить ее любовь. С тех давних пор он прикипел к ней, да так прикипел, что дал себе слово, что будет добиваться её хоть всю жизнь. Но она ускользала от него, лихорадочно стремясь получить от жизни всё, что хотелось. Ох, и жадная она была до праздников да мужиков, любила она красивых и сильных мужиков, да только не получалось у неё их удержать. Как она не старалась, бросали они ее все как один, хоть ладная она была и красивая до изумления. Николая и удерживать-то не надо было, сам цеплялся, да не нужен он был ей. Сколько он уговаривал её после школы и потом, после армии, выйти за него замуж, да она по-прежнему только смеялась.

Он окончил экономический техникум, вернулся в родной город и сразу — снова к ней. На коленях стоял, умолял и просил, да все без толку. Уперлась вредная девка, так и не уломал он её. Вздохнул он, поняв, что и правда, может, придется добиваться её всю жизнь. Так и получилось. Он мучился и страдал, наблюдая её бесчисленные романы, но безропотно приходил утешать после того, как её бросали. Каждый раз надеялся, что именно в этот раз она все же оценит его верность и преданность. Но всё было бесполезно. Зоська рыдала у него на груди, яростно проклинала очередного подлеца, но, нарыдавшись, легко встряхивала роскошными кудрями и увлеченно бросалась навстречу новому роману, мгновенно забыв о Николае. Казалось, этому не будет конца, и он не знал, как прекратить свои мучения. Он измучился, но отказаться от неё уже не мог.

Может быть, поэтому, когда Зоська родила первого ребенка и собралась отдавать его в детский дом, Николаю пришла в голову безумная идея. Он заберет у неё ребенка и будет его воспитывать. Рано или поздно Зоська нагуляется, проснутся в ней, черт побери, материнские чувства, вот тогда она угомонится и вернется к нему. Когда он предложил это Зоське, та сначала долго смеялась, обозвала сначала чокнутым. Но потом притихла, посмотрела долгим взглядом шальных глаз и легко согласилась. Ей и самой казалось, что с Николаем ребенку будет лучше. Она не хотела забирать ребенка, он был бы ей помехой, но вреда ему она не желала. Николай всё продумал до мелочей. Им с Зоськой надо пожениться — фиктивно, конечно — а то кто же ему ребенка отдаст. Она согласилась, при условии, что он сразу даст ей развод, если она потребует. Ухаживать за ребенком он позвал свою тетку, старуха осталась одна и была рада снова быть полезной, да и в компании всё же веселее. Зоська только посмеивалась, пока он суетился и всё организовывал. Пару раз она посмотрела на него этим непривычным изучающим взглядом, как будто рассматривая в нём нечто, ранее ей неизвестное. У него даже шевельнулась слабая надежда, но сразу после того, как они расписались, она исчезла. Так он и прождал её все это время. Да только после этого появился и второй ребенок, потом третий. Николай безропотно ездил и забирал сыновей. Тетка уже умерла, но он понемногу приноровился, да и соседки помогали. Вот так у него появилось четверо сыновей: Ваня, Яша, Илюша и Санечка.

 

Тоня, соседка, появилась в их городке пять лет назад. Она приехала работать инспектором в районо, квартиру ей дали в доме Николая, рядом с ним. Она узнала о его необычной судьбе от всезнающих старушек во дворе, но долгое время не решалась подойти. Потом как-то незаметно помогла один раз, другой, да так и задержалась. Николай скоро понял, что приветливая соседка не просто так старается, нравится он ей. Но держал себя строго, не допускал и тени предположения, что у него возможны отношения с кем-нибудь, кроме его ненаглядной Зоськи. Тоня, которой Николай и правда запал в душу, всё равно надеялась, что когда-нибудь он все же оценит её верность и заботу, да и позовет к себе. Так они и жили, каждый своими надеждами и мечтами.

 

Так и прошли эти пять лет. Старший, Ванечка, уже в восьмом классе, такой серьезный мужичок растет, Тоня с него пылинки сдувает, говорит, что он её лучший помощник. Яшенька, второй, только в этом году пошел в школу. Они с Тоней так переволновались, когда отводили его в первый день. Зато сколько счастья было, когда учителя начали его нахваливать за старательность и прилежность. Младший, Илюшка, очень трепетный и волнительный, никак в садике не привыкнет. Они уж с Тоней чего только не придумывали, но никак мальчишка не хочет туда ходить. Вот так пока и бьются с ним. В общем, жаловаться нечего, жизнь хорошая, мальчишки радуют, они с Тоней друг друга не обижают. Хорошая жизнь! Только вот иногда ночью, бывало, скрутит тоска его, хоть плачь — так он скучал по Зоське. Как заноза застряла она у него где-то так глубоко в груди, что не дотянуться и не выдрать эту проклятую томительную боль. И сил порой нет терпеть больше, но и решимости избавиться от этой муки тоже не хватает. Бывало, встанет он, возьмет её карточку, курит и смотрит долго-долго. Где же ты сейчас, Зосенька? Позови ты меня, я к тебе примчусь, не раздумывая, ты только позови меня. Вернись ко мне, Зоська!

И дождался ведь, позвала она его наконец-то. Это случилось через полтора года, как он забрал младшенького, Санечку. Она позвонила ему на работу и передала через диспетчера, что будет ждать его в райцентре, на обычном месте. У них была беседка в городском парке, где и происходили их редкие встречи. Николай примчался в райцентр, не понимая, что случилось на этот раз. Обычно Зоська его вызывала уже в роддом. Оказалось, что на этот раз все было по-другому. Зоська обозлилась на своего очередного ухажера, который бросил её, заявив, что на таких шалавах не женятся. Да и на всю свою нелепую жизнь обозлилась. Да так обозлилась, что когда счастливый Николай зашел в беседку, она огорошила его предложением:

— Знаешь, Коля, а женись-ка ты на мне!

— Так, Зось, мы же и так женаты.

— Нет, милёнок, мы с тобой женаты фиктивно, чтоб детей тебе отдавали. А я тебе предлагаю жить вместе.

 

У Николая затряслись руки — вот оно, пришло его время. Он знал, что его Зосенька рано или поздно его оценит и полюбит. Знал и верил! И дождался, слава богу! А уж сыновья как обрадуются, когда мать в доме появится. Зоська тем временем продолжала рассуждать:

— Я уже всё продумала и даже кое с кем договорилась. Мы с тобой поедем в Тайшет, там моя тетка обещала комнату мне в своем доме уступить. Денег, правда, просит многовато, ну, да ладно, ты же неплохо зарабатываешь, да и я скопила кое-что. Ты не думай, я нахлебницей на твоей шее сидеть не буду.

— Зосенька, — растерянно сказал Николай. — Какой Тайшет? Яша первый класс заканчивает, конец года у него, как можно его срывать с места? Илюша в садике только-только привык, нельзя ему в новый садик. А Ванюша…

— Ты о чем это, милёнок? Причем здесь Яша, Илюша?

— Как причём? — с упавшим сердцем сказал Николай.

— Ты меня, очевидно, не понял. Я предлагаю тебе, тебе одному поехать со мной. Никаких детей. Вот только, Коль, давай без этих глупостей. Ты сам посуди, какая я им мать? Да я и не знаю, как с ними возиться, что с ними делать. И знать не хочу! И никогда не хотела. Ты подумай, если бы хотела, да разве бы я тебе их отдавала? Ты знаешь, Коль, мне хоть от слов Пашки обидно было, но в одном он прав. Я и, правда, шалава. Ну, зачем детям такая мать? Так что и не уговаривай, хочешь — бери меня, — она посмотрела на него в упор своим немигающим взглядом, от которого он был готов умереть в ту же секунду. — Не хочешь, так другого найду.

Зоська, нервно закусив губу, резко отвернулась. А что, с неё станется, она же этого другого найдет через полчаса, встревожился Николай. Её нельзя оставлять ни на минуту. Ну, а как же Санечка?

— Зось, — робко сказал Николай. — А как же маленький? Ему же еще полтора года. Он у нас только ходить начал. Как же мы его совсем бросим?

— Значит, так. Ты мне здесь страдания и рыдания не разводи. Пристрой их всех, у тебя есть неделя на это. Хочешь — едешь, нет – катись к черту! Я всё сказала!

 

Николай, вернувшись домой, целый день ни с кем не разговаривал, а всё думал. Крепко думал. Но вечером позвал Тоню и сказал ей свое решение. Тоня охнула, и начала было что-то говорить, но он так зло посмотрел на неё, что она замолчала. Потом опустил глаза, да так больше на нее ни разу не посмотрел. Тоня сначала растерялась от его слов. Но потом подумала, немного, минут пять, и сказала, что не позволит отдать детей в детский дом. Он пусть катится хоть к черту на кулички, но только после того, как поможет ей оформить документы на опекунство. Николай почему-то даже не удивился ее решению. Они оформили всё, что было возможно за оставшиеся дни. Хотя Тоня использовала все связи, но всё сделать, конечно, у них не получилось. Николай поклялся приехать сразу после того, как они устроятся в Тайшете, и оформить документы окончательно. Тоня потребовала, чтобы он пока ничего не говорил детям. О том, что случилось, узнал только Ваня. С этой минуты старший сын перестал разговаривать с Николаем. Тот хотел всё объяснить, но Ваня ушел на это время к другу, и до отъезда отец так и не увидел его. Вот так Николай, наконец-то, заполучил свою ненаглядную Зоську.

 

Через неделю поздно вечером раздался неуверенный звонок в дверь. Ваня открыл дверь — на пороге стоял Николай.

— Разбудил? — тревожно спросил он.

— Нет. Маленькие уже спят. А мама уехала в райцентр, улаживает опекунство, —юноша с вызовом смотрел на отца. Николай понял, что матерью он стал называть Тоню. Он повесил плащ на крючок в прихожей, старательно пригладил волосы и прошел на кухню.

— Пожевать есть чего? А то я двое суток на перекладных, без еды и без сна.

— Есть борщ, — сказал Ваня, который не понимал ещё, как себя вести. И всё же не удержался от того, чтобы похвастаться. — Я сам сварил.

— Ух, ты! Прямо сам? — удивился Николай. — Ну, давай, попробуем.

Зардевшись, Ваня налил тарелку и осторожно поставил перед отцом. Тот зачерпнул ложку, попробовал:

— Молодец! Душевный борщ.

Николай был удивлен, поскольку ожидал от Вани враждебности или ненависти после того, что произошло. Но сын вел себя довольно спокойно, правда, несколько отстраненно, но на это у него были веские причины. Николай начал было есть, но потом не выдержал, аккуратно положил ложку и прямо посмотрел в глаза сыну.

— Давай всё же сначала поговорим. Ты уж прости меня, сын, Христа ради, за мою глупость и подлость. Бес попутал. Я сколько лет мечтал, что Зоська, ну, мать твоя… ну, в общем, что она меня когда-нибудь позовет. Как только она позвала, так я по старой памяти и кинулся. А прошло три дня, так опомнился и понял, что натворил. Я знаю, что нет мне прощения, но все равно прошу его у вас.

— Да что там… — кашлянув, примиряющим тоном сказал Ваня. — Маленькие обрадуются, они сильно скучали. Я сначала взъелся очень, а мама… ну, тетя Тоня… сразу прочистила мне мозги. Она так орала на меня, — сказал Ваня с гордостью и уважением. — Она сказала, что ты нам самый настоящий и единственный отец, и мы не имеем права судить тебя. Она сказала, что нельзя судить человека за то, что он захотел стать счастливым и получить то, о чём мечтал всю жизнь.

— Так и сказала? — тихо спросил Николай.

— Ага. Так и сказала.

— Знаешь, сын, давай-ка и ты со мной борща за компанию, а то не привык я один-то есть, — Николай засуетился, чтобы скрыть волнение, а потом счастливо улыбнулся. — На работу я пока выходить не буду, с вами побуду, а то наскучался…

 

На другой день вернулась Тоня. Увидев Николая, она охнула, прикрыв рот рукой. Хотела что-то спросить, но передумала и строго сказала:

— Сейчас стирать буду, давай твою одежду, наверное, за неделю истрепался весь.

Вечером, когда все дети уснули, Николай позвал Тоню прогуляться на реку. Когда они сели на пригорке, Николай, прокашлявшись, сказал:

— Ты вот послушай, Тонь, что я скажу. Я вернулся совсем. Пока ехал обратно, всю свою жизнь передумал. Ты знаешь, Тонь, посмотрел я на неё, пока ехали, и не понял, куда моя Зоська подевалась? Моя Зоська! Понимаешь? Ведь эта тётка, которая едет со мной, к ней не имеет никакого отношения. Это совсем чужая женщина. Вроде бы у неё и тело, и лицо, и волосы — всё Зоськино, но это не она. Я её придумал, надо полагать. А как иначе объяснить, что я столько лет, как последний дурак, мечтал о человеке, которого толком и не знал никогда. Мы же с ней не дружили, не любились. Я же её всегда издалека любил, а потом с детьми всё закрутилось, не до понимания было. А когда присмотрелся поближе! Мать моя! Ну, в общем, так. С Зоськой у меня всё, кончено! Но и тебе честно скажу. Ты, Тонь, не жди меня. Подвернется если кто, выходи замуж. Прости меня, но я, наверное, с этой проклятущей Зоськой своё отлюбил. Не тянет меня больше на любовь. Пока ты не встретила никого, давай жить как раньше. Ты мне помогаешь, я всю мужскую работу делаю в твоем доме. Ну, как вроде бы семья. Только на два дома.

Тоня посмотрела на него и тихо сказала:

— Дурак ты, Коля, прости уж ради Бога за такие слова. Я ведь, Коля, тоже долго думала. Пока тебя тут не было, я маялась и думала. Я тоже поняла, что с любовью закончено. Очень мне стало обидно, что только она свистнула, как ты стремглав помчался, совсем забыв обо мне. Как же так, думала я? Я ведь и заботилась, делила радости и горе. Я переживала за тебя и радовалась. Когда ты в больнице лежал — ухаживала, не жалея себя. А она все годы плевала на тебя, унижала, обижала. Но только она позвала — и ты, как собачонка, кинулся на зов. Это как же я должна быть противна тебе, думала я, чтобы вот так вот, за секунду, выбросить меня из своей жизни?

— Да что ты, Тонь, — запротестовал Николай.

— Нет, Коля, погоди. Я ведь никогда ни о чём не говорила. Я два дня прорыдала. А потом очнулась и поняла, что глупости это всё. И ты сделал глупость, и я тоже. Я как увидела, как испугался Ванюша, да как я поняла, что у меня может не получиться с опекунством и поедут наши дети по детским домам — вот тут я и испугалась. Так что давай теперь я скажу, как мы будем жить. А то ты, Коля, прямо как маленький! Мы и так давно уже семья. У нас дети, и это главное. Какая разница, на один дом или на два? Разберемся. Как у нас всё было хорошо, так и дальше будет хорошо. Давай лучше подумаем, где нам деньги достать. Учительница сказала, что у Яшеньки способности к музыке и его обязательно нужно водить на уроки в музыкальную школу.

— Ты, глянь! В кого это он у нас такой пошел? — удивился Николай. — У меня в родне музыкантов не было… А у тебя?

Тоня в недоумении посмотрела на Николая и поняла, что он говорит серьезно. Она легко засмеялась и долго не могла остановиться. Николай сначала не понял, чего это она так развеселилась, а потом и сам к ней присоединился. Этот смех словно помогал им избавиться от всего недоброго и неправильного, что было раньше. Вытирая невольно выступившие слезы, он сказал:

— Раз способности, будем искать. Обязательно найдем!

— Ну, вот и славно, а то я голову сломала. А Ваня хочет с тобой поговорить, в институт думает поступать. Но побаивается немного, ты его подбодри.

— А скажи, Тонь, а хорошие ведь у нас дети, правда? — задумчиво сказал Николай, а потом почему-то снова развеселился.

— Ты чего? Да ладно, не мнись, что хотел сказать-то?

– Да, подумал о детях и даже жалко стало, что Зоська больше рожать не будет. Нам бы девчонка не помешала.

– Типун тебе на язык! Тьфу, тьфу, — суеверно сказала Тоня, а потом рассмеялась. – Скажешь тоже, девчонка. Когда это у неё девчонки получались?

Про Зоську с тех пор никто больше и не слышал. Вот так, был человек, и не стало. Никому не интересно, что с ней случилось, живая ли, здоровая ли, хорошо ей или плохо. Никто никогда больше не позовет с любовью и надеждой: «Вернись ко мне, Зоська!»

Меню